Пламя чуть утихло. Вдохновившись успехом, я продолжала:
– Нам нужно научиться вообще не причинять людям боль, понимаешь? Мы справимся со всем сами.
Я ощутила, как язычок медленно кивнул. Понятно, что реально кивнуть он не мог, у него даже головы не было, как и формы, но я чувствовала его согласие – и это главное.
– А ещё было бы неплохо, если бы ты перестал воспринимать каждую мою мысль как инструкцию к действию, – небрежно бросила я главное, к чему вела. Пламя внутри мгновенно поднялось, как будто волновалось не меньше меня. – Нет, правда. Иногда это просто мысли, понимаешь? И просто фантазии. На самом деле я не хочу, чтобы это случилось.
И память, конечно, нашла самое лучшее время для того, чтобы подсунуть мне воспоминания о моих фантазиях насчёт Саши. Я ощутила, как заиграл румянец на щеках, и как пламя внутри меня снова задавало безмолвный вопрос.
– Да, и это тоже, – твёрдо сказала я. – Классно проиграть такое в воображении, но в реальности… от этого слишком много проблем.
Пламя неожиданно взвилось ввысь, словно выходя даже за границы моего тела. Я зажмурилась, не зная, чего ожидать от него, и внезапно увидела новую картинку. Саша и я сидели вместе в кафе в центре Саратова, вокруг царило обычное оживление для главной улицы. Мы с ним о чём-то говорили, но настоящая я находилась на небольшом расстоянии от них и не могла ничего расслышать сквозь разговоры прохожих и музыку, игравшую в кафе. Я видела, как Саша улыбнулся, кивнул, поднялся на ноги, обошёл стол, подошёл к «увиденной» мне… и поцеловал. А «увиденная» я только растерянно уставилась на него и ничего не смогла ответить.
– Ну и зачем ты мне это показываешь? – пробормотала я, ощущая, как горят щёки. – Это уже твои фантазии, что ли?
Пламя вновь стало маленьким язычком внутри, видение растаяло. Я снова обнаружила себя на песке на берегу маленькой речушки, а рядом лежал мой телефон и разрывался от звонков. Я поставила его на полностью беззвучный режим и не могла этого слышать, но прямо сейчас мне звонила сестра, а наверху был значок пропущенного вызова.
Я мысленно застонала и решительно отвернулась от телефона. Ночь не уничтожила надписи на песке, оставленные неведомо кем, и сейчас я находилась возле одной из них – особо важной. К родителям нельзя, с угрозой говорила она. За ними следят. Не исключено, что и Веронике тоже достались свои соглядатаи, а помня, кто подослал Сашу, можно предположить, что и телефон может быть на прослушке.
Звонок сестры сорвался. На экране появилась надпись «Саша». Я зажмурилась и отвернулась от телефона. Пока я не научусь держать в узде искажение, пока мы с ним не договоримся, мы…
Резкая, невыносимая слабость обрушилась на мои плечи. Я рухнула на песок, придавленная ею, и не смогла пошевелиться. Боль раздирала меня изнутри огромными когтями, выворачивала наизнанку внутренности, колотила огромным металлическим молотком по вискам как по огромному гонгу, и единственное, что осталось от реального мира – долгое, невыносимое гудение. Может быть, я кричала, а может, молчала, кто знает. Я помню только одно – как судорожно молила небеса пересохшими губами о том, чтобы это прекратилось. О том, чтобы это остановилось…
А потом пришла тьма – мягкая, блаженная. В ней не было ни боли, ни страха, ни жуткого гудения, остававшегося после удара по гонгу. Я чувствовала себя так, будто качаюсь на морских волнах… хотя откуда мне знать, что это такое, я даже на море не была ни разу. Быть может, они так и ощущаются, эти волны – мерное покачивание, убаюкивающее, ласкающее прохладой.
Мне совершенно не хотелось оставлять эту мягкую тьму, но реальность решила распорядиться иначе.
– Яна Семак, – послышался грубый голос прямо над ухом. – Не пытайтесь оказывать сопротивление, не используйте искажение. В противном случае мы откроем огонь на поражение.
О какой, стихами разговаривает… Тьма накатила мягкой волной и отступила, я нехотя открыла глаза. Надо мной склонился мужчина в военной форме, на его голове был шлем и маска, закрывавшая половину лица. Новая волна захлестнула меня, на этот раз страх, но я не смогла закричать. Я не смогла даже пошевелиться.
– На дно идёт, – констатировал мужской голос в стороне. – Грузи.
– Блокиратор-то дашь? – спросил склонившийся надо мной мужчина и обернулся к собеседнику. – Не хочу, чтобы меня перемололо, когда она очнётся.
– А ты думаешь, она очнётся?..
Голова военного – если это был военный – исчезла из поля зрения, оставив после себя только бесконечное голубое небо. Я смотрела в него, вслушивалась в шорохи шагов по песку, в шелест травы на ветру. Ветер мягко ласкал меня, я чувствовала, как язычок пламени пытался подняться навстречу ему и не мог.
– Ого! – один из мужчин присвистнул. – Ты видел это?
– Ага, – лениво отозвался второй.
– А то, что почерк разный?
Снова шорохи. Снова шелест. Я зажмурилась. Если бы у меня была хоть капля сил, уверена, меня бы трясло, но сейчас я с трудом могла дышать.
– Артемис, – коротко бросил один из них.
Они притихли. Я зажмурилась и сосредоточилась на язычке пламени внутри. Нам нужно выбираться, мысленно шепнула ему я. Ты можешь что-нибудь сделать?
Пламя забилось ещё глубже, хотя куда было глубже. Оно не могло помочь, оно явно ослабло так же, как и я.
– Это ничего не меняет, – снова послышался мужской голос. – Приказы всё равно отдаёт не он.
– Что, солдатам не положено думать? – фыркнул второй. – Ладно. Пошли, достану блокиратор.
– Много будешь думать – скоро состаришься, – буркнул второй. – Я слышал, он давно в опале, и это чудо, что его до сих пор не взяли в оборот.
– Или искажение, – усмехнулся второй. – Кстати, давай сваливать уже с песка. А то мало ли…
Мы на песке, мысленно взмолилась я, обращаясь к внутреннему пламени. Слышишь? Мы на песке. Всё, что нам нужно – только достучаться до Артемиса. Он ведь сможет воспользоваться искажением, в конце концов. Он сможет помочь…
Я почувствовала укол в плечо. Язычок пламени внутри дёрнулся и растаял. Искажение покинуло меня.
Грубые руки заставили меня подняться на ноги, но я совершенно не могла стоять и моментально рухнула на песок. Меня снова подхватили, не позволяя удариться, перехватили поудобнее и потащили вперёд. Сильные мужские руки сжимали мою грудь, второй «военный» тащил мои ноги. За ним я видела растущий вдоль реки камыш, песчаный пятачок и травяной ковёр. С каждым новым шагом они отдалялись, как и моя свобода. Как и мой телефон, так и оставшийся там, на берегу…
Меня дотащили до самого шоссе – оно тянулось раскалённой асфальтовой лентой в пяти минутах пути от берега речушки. За это время меня несколько раз перехватывали поудобнее, пытались закинуть на плечо, но оставили эту идею, потому что я «неудобная». Всё, что я могла сделать – отсчитывать секунды, складывая их в минуты, и провожать взглядом удаляющийся камыш, потом траву и несколько деревьев на горизонте…
