– Скажи хоть что-то, – тихо попросил Кейн.
– Я… я тут недавно дневники сожгла, – неожиданно для себя призналась я. – Потому что там на каждой странице твоё имя, и мне вдруг стало неуютно, как будто меня без тебя нет. Это, наверное, то же самое, да?
Он отстранился, посмотрел мне в глаза, и я впервые заметила, насколько он необычный и милый. У него русые волосы до плеч, и он всегда зачёсывал их назад; когда Даен отрастил такую же длину и сделал так же, я долго над ним смеялась. А Кейну эта длина очень шла. Он вообще был очень симпатичный – серо-голубые глаза светились улыбкой, на щеках появилась щетина. Кейн всегда брился вовремя, и я впервые видела его в таком виде. Хотелось коснуться его, ощутить, что это такое. Только я побоялась – я ещё не совсем понимала, что это значит: любовь.
– Наверное, – Кейн улыбнулся. С улицы потянуло сквозняком, между занавесок в комнату проскользнул луч света, осветил Кейна, и он сам как будто осветился изнутри. Он взял меня за руку, сжал её. – Если честно, в моих дневниках тоже часто встречается твоё имя, только я их не сжигал. – Он усмехнулся. – Значит, ты…
Он замялся.
– Да, – я не удержалась и заулыбалась. – Наверное… наверное, я тоже.
– Тогда я могу спать спокойно, – он рассмеялся. – И, если честно, это сейчас очень кстати, я устал. Ты не возражаешь?..
– Я? Да… то есть, нет… то есть, да, иди, отдыхай, – промямлила я.
Кейн выпустил мою руку, поднялся на ноги. Опустил взгляд, неловко отряхнул пыль с костюма, затем замер на мгновение и махнул рукой.
– Извини, что я вот так… такой… вот, – неловко сказал он. – Ну… я пойду? Увидимся ещё сегодня?
– Ага, – кивнула я, отвечая на оба вопроса сразу.
Он кивнул в ответ и вышел из комнаты, а я машинально оглянулась на то место, где он только что сидел. Да уж. Я сразу поняла, что он имел в виду – на белой простыне и пододеяльнике остались пыльные следы. Плохо понимая, что делаю, я обняла испачканное одеяло и зажмурилась.
Но, если честно, я взялась за ручку и дневник не из-за Кейна. Да, лучшие друзья не каждый день признаются в любви, и ты не каждый день понимаешь, что можешь быть влюблена. Просто именно после этого случилось что-то, о чём я боюсь рассказывать даже маме, а потому пишу сюда.
Я очень долго лежала в обнимку с одеялом, слушала тихую ноту своего дома и думала о том, что теперь будет. Должен был Кейн поцеловать меня, раз сказал, что любит? Как теперь мы будем видеться, обниматься, да просто разговаривать? Что-то переменится, или мы будем такими же друзьями, как прежде? Или уже ничего не будет, как прежде? Стоило ли поговорить об этом с мамой, или…
Будущее. Теперь оно казалось в три раза страшнее, чем раньше. Теперь я ещё больше боялась потерять Кейна и ещё больше боялась узнать своё предназначение. Потому что если не станет Кейна – я останусь одна, а если я окажусь волевой и даже воином, и не станет меня? Одна мысль хваталась за другую, с каждой новой мне становилось всё страшнее, пока я не поняла, что задыхаюсь от страха. Это было ужасно – казалось, моя маленькая белая комната растворилась в небытие, и я осталась одна внутри себя, наедине с невыносимым страхом. Я не помню, как пришла в себя, как начала дышать нормально; помню только, что обнимала себя за плечи и уговаривала не бояться. Что нет ничего страшного. Что будущее ещё не наступило, и… Сейчас я пишу это, и страх снова подкатывает к горлу. Но я постараюсь с ним бороться, я должна с ним бороться. Или должна перестать думать о том, что будет. Мама как-то сказала мне, что в будущем нет ничего страшного: сейчас оно ещё не наступило, а когда оно наступит, я уже буду другой. И той, другой, может быть уже не страшно, потому что она будет готова. Потому что всё будет иначе.
А от Тайры, учительницы самозащиты, я слышала кое-что другое. Что страх – наша слабость, что он может парализовать, и это будет стоить нам жизни, нашей или жизни близких. Теперь я понимаю это, как никогда. И должна ни в коем случае не допустить этого.
Я буду бороться со своими страхами сама, и никто не узнает об этом. В конце концов, если вдруг мне суждено стать волевой, моя воля должна быть сильнее страха, не правда ли?
Запись вторая. Апрель, 132 год от начала Нового времени.
Я помню, как спросила маму о том, как первый волевой узнал о своём предназначении, и о том, кем он был. И что она ответила? Разумеется, рассказала очередную безумную легенду. Что один мужчина, кажется, его звали Арктуриан, как-то пошёл в лес прогуляться; по невероятному совпадению, это был его пятнадцатый день рождения. Ни с того ни с сего он услышал тихую протяжную ноту, и куда бы он ни шёл, от неё невозможно было скрыться. Что же оставалось? Только поддаться. И Арктуриан поддался, пошёл туда, где она звучала громче всего. И отыскал в лесу огромный валун, из которого торчал кусок незнакомой зелёной породы. Она еле заметно светилась и казалась полупрозрачной, хотя сквозь неё ничего не было видно. Завороженный, Арктуриан подошёл к валуну, попытался коснуться куска породы, и та неожиданно переменилась. В следующее мгновение из камня торчала рукоять меча, светившаяся нежным голубым сиянием. И когда Арктуриан попытался достать меч из камня, тот неожиданно разрубил камень и последовал за движением парня, но не позволял себя коснуться. Тогда Арктуриан поднял руку, и меч последовал за ней. Так был найден первый волевик, и первый волевой воин нашёл своё предназначение. Уже потом он прогулялся до пещеры, возле которой нашёлся этот валун, увидел там десятки таких самородков, позвал своих приятелей и потребовал отправить гонцов в Маргандалор, но это уже была другая история. История нового времени, войны, боли и крови. Ну, почти – когда волевой желает просто причинить боль, волевик не оставит следа. Когда волевой хочет ранить, поиздеваться – рана останется. От смертельных ударов следов не остаётся.
Конечно, я не была Арктурианом, но сегодня мне тоже предстояло узнать своё предназначение. И сегодня как раз мой пятнадцатый день рождения. Мама рассказывала, что раньше среди людей было принято отмечать этот день – готовились праздничные блюда и игры, люди наряжались и приходили поздравлять счастливчика. Каждый год мама напоминала мне об этом и спрашивала – не хочу ли я сделать так, как люди делали раньше? Я говорила, что не хочу. У меня была моя компания, и этот день мы всегда проводили вместе. Гуляли, играли в мяч, сражались в тренировочных боях и все вместе мечтали, как станем волевыми. Никто не хотел прожить жизнь в относительной безопасности, под крылышком воинов, растягивая своё время за пультом автофермы. И так проводила день не только я – так делал каждый из нас.
Только теперь старой компании нет. Все стали слишком занятыми, слишком… взрослыми, что ли. Кого-то мы потеряли буквально – я до сих пор вспоминаю Эстер и думаю о том, как мне её не хватает. А кто-то исчез сам, как Кир и Даен; Кейн говорит, что даже на тренировках и в рейдах они общаются редко. Не так, как раньше, как будто исчезло что-то, что делало их друзьями. Получалось, что только я и Кейн не потеряли друг друга после инициации, и сегодня эта связь должна была пройти новое испытание на прочность.
