Алеку пришлось потратить на меня гораздо больше пятнадцати минут. Он захотел, чтобы за управление села я. Я считала, что это была отличная идея, если он хотел покончить жизнь самоубийством и заодно утащить за собой меня.
– Автомобиль – это просто, – бесстрастно говорил Алек. – Ты направляет волевик сюда и кладёшь руки на руль вот так…
В комнате отдыха в казармах можно посмотреть фильмы, привезённые из города; Алек как-то обмолвился, что всё они сняты на основе старой истории, бывшей задолго до Нового времени. Я видела в одном из фильмов автомобили, похожие на наши, только там нужно было постоянно крутить руль и перещёлкивать какой-то рычаг. У нас не было такой необходимости. Волевик вставал на место рычага и становился чем-то вроде нервной системы для автомобиля, а его самая чувствительная часть располагалась в руле, обшитом тонкими пластинами ратия. Ты мог положить руки на руль и отдавать мысленный приказ, куда ехать, волевик беспрекословно подчинялся.
– Здесь всё зависит от тебя и твоей веры в себя… ну и в волевик, конечно, – продолжал Алек. – Его нити пронизывают почти весь корпус, ты будешь чувствовать дорогу так, будто сама идёшь по ней. Остаётся только довериться волевику. Стать с ним единым целым.
– Он у меня всего два дня, – вяло сопротивлялась я. – Как?
Алек пожал плечами.
– Именно поэтому я и хочу, чтобы ты села за управление. Ни одна драка не даст тебе такой связи с волевиком, как одна поездка.
Как и в старых фильмах, наши автомобили ездили на топливе. Мужчины добывали в шахтах сырьё, перевозили на автоферму, которую содержала семья Кира, и там производилось всё, что необходимо. О том, как это работает, должны были рассказать на занятиях, но я не успела узнать. Я стала волевой. Алек не посчитал нужным вдаваться в подробности, рассказал только, за какими датчиками надо следить и показал на карте, где хранятся наши рейдовые запасы – на всякий случай.
Обычно в рейд выходят два автомобиля. Они объезжают по кругу всю Ткагараду, при этом едут навстречу друг другу. Кейн как-то говорил, что было время, когда два напарника ехали в одной машине, но из-за одного случая эту тактику решили сменить. Я прикинула, когда это могло происходить, и поняла, что это случилось в то же время, когда погибла Эстер. Уж не из-за неё ли? Запишу это на всякий случай – подумаю об этом, когда отдохну после рейда.
Всё проходило спокойно, я бы даже сказала – тихо. Мы объезжали по кругу нашу деревню, Алек следил за тем, как я веду машину. В этом было что-то мистическое, может быть, даже волшебное – над узкой дорогой нависают ветви деревьев, они же образуют узкий зелёный коридор, по которому ты едешь, видя только на несколько метров вперёд, потому что Алек требует, чтобы ты чувствовал путь, а не пользовался светом фар. И мне удавалось почувствовать – иногда получалось удачно избежать ямки или кочки на пути. В такие мгновения Алек кивал с бесстрастным видом, а я думала о том, что высшей похвалы от него, наверное, просто не бывает.
В тот момент, когда я решила, что мой первый рейд пройдёт спокойно и без проблем, машина резко затормозила. Я налетела грудью на руль, было очень больно и неприятно. Я успела краем глаза заметить, что в свете фар через дорогу перебежала тень, слышала, как что-то зашелестело в кустах слева.
– Разведчик, – еле слышно сказал Алек. – Оставайся возле машины, я всё проверю.
Он выскользнул из кабины, осторожно прикрыв дверь. Я не приказывала волевику вернуться ко мне – он сделал это сам, закрутился возле ладони и обернулся коротким мечом. Мне казалось, я чувствую тепло, исходящее от рукояти, и оно ощущалось как волнение или настороженность. Тишина давила на уши, не было слышно ни шагов, ни шелеста, и, казалось, мы остались с волевиком вдвоём в огромном мире.
Наверное, это был первый раз, когда я всерьёз подумала о нём как о ком-то, кто похож на человека, кто может обладать такими же чувствами, как я. В те минуты это не казалось странным, но сейчас, когда всё кончилось, я начинаю кое-что понимать. Ведь волевик не только испытывает какие-то чувства, не только мыслит и ощущает. Он лишён страха, того самого страха, который мешает мне. Я пока не понимаю, как могу это использовать, или как мне быть с этим, но, кажется, это хороший знак. Если всё то, что говорят про волевик – правда, быть может, я смогу тогда научиться у него не бояться?
Сколько прошло времени – понятия не имею. Алек вернулся хмурый, показал на карту, лежавшую на приборной панели. Я открыла её и увидела, что мы стояли в нескольких метрах от резервной колонки с топливом.
– У них нет скважины с нефтью, – пояснил Алек. – Они не могут изготовить топливо сами, как мы не можем сами собирать автомобили без металла. Мы должны были его опередить. Вернее, не так. Настоящий волевой воин должен был не затормозить, а поехать быстрее, чтобы не дать ему сбежать.
Я смутилась, но быстро пришла в себя. Волевик всё ещё был со мной, он не возвращался в ячейку в управлении автомобилем.
– Ты считаешь, я должна была сбить его? Может быть, сразу убить?
Алек оставался бесстрастным.
– Подумай о том, что будет, если тебе придётся доставать ресурсы вот так, когда рядом будет маргандалорец, – сказал он. – Как ты считаешь, он затормозит?
– Я…
Я не знала ответа. Правда.
– Не затормозит, – жёстко сказал Алек. – Потому что их с детства учат убивать нас, тогда как мы учим детей защищаться. Понимаешь?
– Понимаю, – ответила я. – Наехать на человека не значит защититься.
Я не понимала, как, но ощущала, что волевик меня поддерживает. Как будто кто-то близкий и родной, кто-то такой, как Кейн, положил руку мне на плечо. Алек смотрел на меня так, будто хотел разглядеть что-то внутри меня, и не будь этого ощущения поддержки, я бы точно испугалась.
– Почему ты не хочешь сражаться? – наконец спросил Алек.
Мне понадобилось немного времени, чтобы найти подходящие слова.
– Потому что я не хочу, чтобы эта война продолжалась, – ответила я. – Я потеряла подругу, отца… когда это случилось, мне было больно. Погибли люди, которых я любила. И я уверена, что если погибнет маргандалорец, в его деревне тоже кому-то будет больно из-за этого.
Теперь время понадобилось Алеку. И я не знаю, сколько времени мы так сидели, глядя друг на друга, но в какой-то миг заволновался даже волевик.
– Поставим вопрос иначе, – сказал Алек, намолчавшись вдоволь. – Если ты не станешь такой, как другие волевые воины, я буду вынужден снять тебя с этой должности. Твою дальнейшую судьбу будет решать совет, и я понятия не имею, чем это может грозить. Решай сама.
Остаток рейда прошёл в полном молчании. Мы так же ехали по пустой дороге, нам опять никто не попадался, но на этот раз поездка не казалась мне интересной, таинственной, или какой она там была, мне лень перечитывать. На душе было противно и гадко, я не знала, что будет дальше, не знала, как быть. Внутри снова поднял голову страх, но я смогла сдержать его – ровно до того момента, пока не оказалась дома и не заперлась в своей комнате. Потом я позволила ему снова захватить меня, и не стала бороться с ним до тех пор, пока он не схлынул сам.
