– Сволочи, – сказал он. – Обошли на повороте.
Все-таки он переживал из-за генеральских погон.
– Брось, полковник, – сказал ему Сорокин. – Нынче в вашем ведомстве генералы долго не живут.
– Что ты знаешь? – с ходу взял быка за рога Мещеряков, заталкивая в рот кусок колбасы и заедая это дело долькой помидора.
Сорокин честно выложил все, что знал, и замолчал, переводя взгляд с Мещерякова на Забродова и обратно. Забродов нарушил молчание первым.
– Ото, – сказал он. – Поздравляю тебя, Андрей.
Сорокин прав: генералом теперь быть невыгодно. Хорошо, конечно, но мало.
– Ты много знаешь, – болезненно морщась, сказал Сорокину Мещеряков. – Из чего следует, что ФСБ в очередной раз находится в сложном положении…
– В дерьмовом, Андрей, – уточнил Забродов. – В самом что ни на есть дерьмовом положении.
– Не лезь хоть ты, ради бога, – взмолился Мещеряков, – со своими уточнениями. И не вздумай болтать.
Забродов постучал себя кулаком по лбу и тоже выпил.
– Полковник, а дурак дураком, – доверительно сказал он Сорокину. – А еще в генералы метит. То то же я смотрю: то газ у них какой-то взорвется, то сердечный приступ, то еще какая беда приключится…
Мещеряков сдержанно зарычал.
– Слушай, Сорокин, – сказал он, – ну, подумай сам: зачем тебе это? Этими делами занимается ФСБ, разве нет?
– Всесторонне занимается, я бы сказал, – не удержавшись, вставил неугомонный Забродов, видя, что Сорокин каменно молчит и только сверлит Мещерякова тяжелым пристальным взглядом.
– Вот именно, – сказал Сорокин, – всесторонне.
Пока они заметают собственные следы, происходят новые убийства.
– Да тебе-то что? – спросил Мещеряков. – Гибнут генералы ФСБ – при чем тут ты?
– А в самом деле, – заинтересовался Забродов, – при чем? Генералы – они, знаешь, дело такое… Вон, Андрюхе ходу не дают, ни одной свободной генеральской должности… Слушай, Мещеряков, а это, случайно, не твоя работа?
– Почитал бы ты, что ли, – с досадой сказал Мещеряков.
– При нападении на коммерческий банк «Икар», например, было убито четырнадцать ни в чем не повинных людей, – напомнил Сорокин. – В городе идет настоящая война, потери среди мирного населения, как в действующей армейской части, а вы говорите – генералы. С.., я на ваших генералов. Я понятно излагаю?
– Вполне, – кивнул Мещеряков. – Я так понимаю, что ты намерен идти до упора?
– Да я давно уперся, – признался Сорокин, – но, в общем, да.
– Выпьем за упокой, – предложил Мещеряков, но обнаружил, что его рюмка пуста. – Налей, Илларион.
– Погоди, Андрей, – сказал Забродов. – Давай поможем полковнику.
– Вы что, совсем ничего не понимаете? – спросил Мещеряков. – Чем я ему помогу? Я же знать ничего не знаю. Наверху какая-то грызня, все гудит, как улей, генералы бронежилеты примеряют, а что к чему – непонятно.
– Но ты же можешь узнать, правда? – вкрадчиво сказал Забродов.
– Господи, – сказал Мещеряков, – до чего же хорошо, что ты больше не мой подчиненный!
– Наконец-то до тебя это дошло, – удовлетворенно улыбнулся Забродов. – Так ты сделаешь? Я тоже поспрашиваю, но ты-то на самом верху, тебе проще.
– Проще, – проворчал Мещеряков. – Шею сломать, конечно, проще. Да еще если вы поможете…
Сорокин тайком перевел дух – Мещеряков был готов, и теперь появилась надежда, что дело сдвинется с мертвой точки.
– Вы вот что, – сказал он, – штирлицы-абели…
Вы только не вмешивайтесь. Я вас не прошу никого обезвреживать, я же понимаю… Вы только наводку дайте, а дальше я сам.
Забродов молча поиграл бровями, выражая вежливое сомнение, и наполнил рюмки. Мещеряков закурил новую сигарету. Теперь он был – или, по крайней мере, казался – совершенно спокойным.
Приняв решение, полковник перестал сомневаться и теперь обдумывал стратегию предстоящей кампании.
– Мне бы только зацепиться, – продолжал Сорокин, которого тяготило повисшее в комнате молчание, – а на то, чтобы ниточку размотать, у меня своих специалистов хватит.
– Вот и останешься без своих специалистов, – пообещал Мещеряков. – Это тебе не урки твои, и не отморозки из разных группировок. Это похоже на.., ну, я не знаю.., на сошедший с катушек отряд спецназа.
Похоже, Илларион?
– Похоже, – согласился Забродов. – Только мне как-то не приходилось видеть, чтобы отряд спецназа в полном составе сошел с катушек.
– Все когда-нибудь случается впервые, – пожав плечами, сказал Сорокин. – Помнишь, как мы познакомились?
Забродов кивнул – конечно же, он помнил. Познакомились они с Сорокиным, когда двое бывших курсантов Иллариона, приехав в отпуск из какой-то горячей точки, напились до розовых слонов, учинили драку в баре, убили омоновца и, не придумав ничего лучшего, угнали школьный автобус с детьми. Именно тогда Забродов расстался со своей работой в ГРУ – группа, в которой проходили подготовку те двое, была отправлена в гущу военного конфликта против воли инструктора, считавшего, что солдаты еще недостаточно подготовлены психологически.
– Там были пьяные мальчишки, – сказал Забродов, мрачнея и тоже закуривая. – Здесь, похоже, работают настоящие профи – особенно в этих случаях с генералами.
– Может быть, это вообще никак не связанные между собой дела? – с надеждой спросил Мещеряков. – Я имею в виду, что сначала были в основном чиновники, бизнесмены, торговцы оружием, а потом вдруг пошли сплошные генералы спецслужб. Где тут связь?
– Вот ты и разберись, где связь, – посоветовал Илларион.
– Эх, – вздохнул Мещеряков, – не бывать мне генералом! Давайте выпьем хотя бы.
И они выпили, и привычно поспорили о том, дурак Забродов или просто блаженный со своей страстной любовью к книгам – не к определенному сорту печатной продукции, вроде исторических романов или детективов, а к книгам вообще, в особенности к таким, взявшись за которые, нормальный человек мирно засыпает на середине титульного листа, и, как всегда, каким-то непостижимым образом вышло, что блаженные недоумки – они сами, а Забродов по-прежнему сидел, развалившись в такой позе, от одного взгляда на которую начинал ныть позвоночник, и, крутя в пальцах рюмку уникальной формы, улыбался непроницаемой улыбкой Будды, вызывая раздражение пополам с восхищением.
Далеко за полночь Сорокин вернулся домой и, не раздеваясь, завалился спать. Ему приснилась грубо размалеванная выцветшими от непогоды красками избушка на курьих ножках, стремительно возносящаяся к небу на столбе дымно-оранжевого пламени и там, в высоте, лопающаяся, подобно праздничному фейерверку. Супруга полковника гостила у сестры в Мытищах, и поэтому, к счастью, никто не слышал, как полковник Сорокин во сне ругается матом.
