Он пошел ровнее, с отвращением вдыхая запах своего давно не знавшего ванны и мочалки тела, смешанный с мертвым воздухом подземелий. «Что это со мной? – думал Слепой. – Что, черт, возьми, я здесь делаю? Похоже, что я действительно был болен, и довольно долго.»
События последних двух или трех месяцев представали перед ним в каком-то тумане. Он помнил, что делал, но никак не мог припомнить, зачем он этим занимался. В нескольких метрах над его головой торопились по своим делам тысячи людей, и среди них была Ирина Быстрицкая. Кто такая Ирина Быстрицкая? Боже мой, конечно, как же он мог забыть! Это его любимая женщина, более того, жена, и он просто обязан…
Слепой остановился, как вкопанный. В коридоре вдруг стало светлее. Либо его глаза настолько привыкли к темноте, что стали видеть в ней не хуже, чем при свете дня, либо впереди, за поворотом коридора, горел фонарь. Глеб наскоро привел в порядок свои растрепанные чувства и процентов на девяносто вернулся к действительности.
За поворотом действительно горел мощный аккумуляторный фонарь наподобие того, что стоял на столе в кабинете генерала Поливанова, освещая входную дверь, и там, возле фонаря, бубнили что-то неразборчивое незнакомые голоса. Все скачком вернулось на свои места. Это, конечно, могли быть просто заплутавшие диггеры, но с таким же успехом эти люди могли оказаться охотниками, кружившими в двух шагах от его логова.
Слепой осторожно, по миллиметру выставил из-за угла голову и бросил быстрый взгляд вдоль коридора. Разговаривали двое. Один, невысокий и явно немолодой, одетый в кожаную летную куртку, армейские брюки и американские саперные ботинки, стоял спиной к Глебу. Он наверняка был одним из охотников – вся его небрежная и вместе с тем собранная и непринужденно-грациозная поза говорила о полном владении каждой клеточкой тела, о профессионализме в самом чистом и высоком смысле этого слова.
Другой был просто бородатым диггером – тем самым, что, однажды помог Глебу добраться до его мастерской. Немолодой профессионал держал в руке фонарь, направляя его свет в потолок так, что он рассеивался по коридору.
– Ну, приятель, – сказал профессионал, – спасибо. Теперь быстренько беги домой, и будь осторожен.
Здесь и вправду очень романтично, но в данный момент бродить по этим коридорам в одиночку небезопасно.
Бородатый что-то ответил, но его слова заглушил шум промчавшегося неподалеку поезда метро. Немолодой тихо рассмеялся и хлопнул его по плечу.
– За меня не беспокойся, – сказал он. – Просто пойми, что пользы от тебя будет мало, а мне придется отвлекаться на то, чтобы прикрывать тебя. Значит, второй поворот налево?
Диггер кивнул, и луч укрепленной на его оранжевой каске шахтерской лампочки метнулся по стенам, заставив тени вздрогнуть и заплясать.
– И вверх по ступенькам, – сказал он. – Там будет такая квадратная дверца, вроде лючка в стене.
– Отлично, – сказал немолодой. Голос его опять показался Глебу мучительно знакомым – это было что-то из другой жизни, полузабытое и смутно тревожащее, как вертящееся на самом кончике языка слово, которое никак не можешь вспомнить. Что-то подсказывало Слепому, что этот человек очень опасен, и то, что лицо его по-прежнему невозможно было разглядеть, вызывало раздражение.
Сиверов нерешительно положил ладонь на рукоять револьвера. Можно было, конечно, просто повернуться и тихо уйти, оставив незнакомца сколько его душе угодно обшаривать пустую нору. Но, во-первых, в норе осталась вся Глебова наличность, а во-вторых, охотник был просто опасен, да и диггер был теперь, пожалуй, единственным человеком, знавшим Слепого в лицо. На то, чтобы найти хирургов, сделавших ему операцию по изменению внешности, и добиться от них хоть сколько-нибудь достоверного словесного портрета по прошествии стольких лет, потребуется немало времени, а бородач в оранжевой каске мог описать его играючи – он хорошо разглядел капитана ФСБ Молчанова, и, судя по тому, что Глеб наблюдал в данную минуту, его обещание молчать стоило немногого.
На мгновение Сиверов даже зажмурился, совершенно сбитый с ног полным безумием происходящего. Он чувствовал себя белкой в колесе: как только он останавливался или хотя бы сбавлял ход, в поле зрения немедленно оказывался еще кто-нибудь, представлявший угрозу его жизни. Прежняя жизнь теперь казалась такой далекой, словно нынешнего Глеба Сиверова от прежнего отделяли тысячелетия и миллионы километров. Хорошая музыка, чашка крепкого ароматного кофе, холостяцкий уют мансарды, губы Ирины, смех Анечки – все было перечеркнуто, смято и небрежно отброшено в сторону автоматной очередью, выпущенной беглым майором Коптевым. Или все начало рушиться раньше? Теперь Глеб не мог с уверенностью сказать, так ли это. Предал ли его генерал Потапчук, или сам он, Глеб Сиверов, безнадежно продал и растоптал что-то главное в себе, и теперь лишь пожинает плоды этого предательства?
Слепой помотал головой и открыл глаза. Такие мысли расслабляют, мешают сосредоточиться на главном, а главное сейчас – обвести охотников вокруг пальца и замести следы… А если при этом погибнут одна-две гончих, зверь не виноват – он так устроен, чтобы бороться до конца. Тем более, что гоняются за ним вовсе не для того, чтобы пригласить в ресторан на празднование Дня чекиста.
Он снова осторожно выглянул из-за угла. Так и есть – профессионал в полувоенной одежде уже скрылся за поворотом коридора, а бородатый мальчишка двигался прямо на Слепого, светя под ноги фонариком и дудя себе под нос какой-то мотивчик. Глеб едва не выругался вслух, посторонние мысли сделали-таки свое дело. Теперь противников придется брать по одному. Хотя тот, что шел сейчас ему навстречу, противником, строго говоря, считаться не мог – так, камешек на дороге, который мимоходом отшвыриваешь легким пинком и тут же забываешь…
Глеб снял ладонь с револьвера – глушитель изрядно износился и обещал в ближайшее время выйти из строя, да и будь он новеньким, выстрел все равно привлек бы внимание ушедшего вперед профессионала. И потом, тратить патрон на этого мозгляка вряд ли стоило.
Пальцами вытянутой назад руки он нащупал нишу в стене и бесшумно вдвинулся в нее. Пропустив диггера мимо себя, Слепой сделал широкий скользящий шаг вперед и схватил его за горло за секунду до того, как тот обернулся на слабый шум, вызванный движением Сиверова. Диггер оказался не таким уж мозгляком – под выцветшей брезентовой курткой упруго бугрились мышцы, и реакция у парня была что надо, и на какой-то миг Слепому показалось, что он сейчас вырвется и заорет благим матом, призывая на помощь. В следующее мгновение треснули шейные позвонки, и бившееся в руках Слепого тело безвольно обмякло. Глеб осторожно опустил его на пол, но оранжевая каска, свалившись с головы убитого, оглушительно задребезжала, подпрыгивая на каменном полу. Мигнув, погас луч фонарика.
Слепой постоял, прислушиваясь, и вскоре до него донеслись неясные звуки – кто-то стремительно и почти не производя шума приближался с той стороны, куда недавно ушел незнакомец в кожаной куртке. Слепой иронически задрал бровь – у этого парня было отменное чутье, да и двигался он, как кошка. Вот только зрение незнакомца сильно уступало кошачьему – на стенах коридора вдруг заплясали отблески мощного фонаря. Глеб подумал, что, устроив такую иллюминацию, вовсе не обязательно было красться, но тут, видимо, просто сказалась привычка.
