Победа была близка как никогда! Я уже чувствовал ее вкус…
Но тут произошло нечто ужасное.
Конь, на котором скакал король, вдруг споткнулся и со всей силы рухнул на землю. К этому месту уже спешили янычары, и всего через несколько секунд под торжествующие крики один из них поднял копье с отрубленной головой…
Нет! Этого не может быть! Это не Владислав!..
Однако вглядеться в лицо убитого я уже не успел. Из-за холма прямо на меня неслись сипахи. Размахивая булавами и вскидывая луки, они стали появляться отовсюду в невиданном количестве.
– Что происходит? – в ужасе вскричал один из моих людей, пришпоривая коня. – Откуда их столько? Турки ведь разбиты!
Я огляделся по сторонам. Сотни, а то и тысячи всадников выезжали на поле, подбадриваемые гулом медных труб и барабанов. В гуще боя мне все же удалось разглядеть зеленые и белые знамена отрядов капыкулу – личной гвардии повелителя османов!
– Султан перехитрил нас, – стиснув зубы, прорычал я. – Свои главные резервы он приберег для решающего удара!
Я видел, как сипахи с яростью налетают на нестройные ряды христиан, которые слишком рано поверили в победу. Десять тысяч закованных в сталь всадников – и без того грозная сила, но теперь, когда стяг короля втоптан в грязь, – это смертный приговор всему нашему войску!
– Пока не поздно, нужно предупредить Хуньяди! – крикнул я своим людям, но мой крик тут же потонул в яростном вое наступающих сипахов. Оглянувшись, я понял, что оказался в ловушке. Сипахи были повсюду, окружая мой небольшой отряд.
Резко развернув коня, я попытался ускользнуть от них, но и здесь натолкнулся на острые копья турецких воинов. Османам удалось обойти нас, и очень скоро мы оказались в плотном кольце врагов. Разгорелась яростная битва. Мои люди сражались отчаянно, но противников было слишком много. Турки баграми и арканами стаскивали наших солдат с коней и добивали их на земле своими изогнутыми клинками.
Казалось, что надежды вырваться из окружения больше нет. Но удача все-таки улыбнулась нам – внезапная контратака венгров отвлекла внимание неприятеля. Воспользовавшись этим счастливым шансом, из последних сил и с именем Христа на устах мы бросились на врага и вырвались из окружения, прорвав смертельное кольцо турок.
Свежий ветер бил мне в лицо и я гнал своего коня вперед, не разбирая дороги. В тот миг я понял, что смерть уже распростерла надо мной свои черные крылья, и только чудо уберегло меня от верной гибели!
Но оглянувшись назад, я понял, что радость моя была преждевременной – сипахи продолжали преследовать нас, осыпая градом стрел. Их резвые кони оказались куда расторопнее наших, и уйти от этой погони было практически невозможно.
Внезапно острая боль прошила мое тело. Судя по всему, одна из турецких стрел угодила мне в спину, и легкий кожаный доспех не стал для нее преградой. Из последних сил я натянул поводья, стараясь уйти от столкновения с выскочившим на меня турецким всадником, но руки уже не слушались меня, и я камнем рухнул с лошади. Удар о землю чуть было не лишил меня чувств. Голова яростно закружилась, перед глазами мелькали кровавые пятна, а шум битвы доносился как будто из-за глухой стены. С большим трудом поднявшись на ноги, я выхватил меч. Живым османы меня точно не получат – таково было мое решение, и смерть показалась мне тогда наилучшим выходом.
Первый же бросившийся на меня турок расстался с жизнью – я полоснул его по горлу, и мой враг упал на землю, захлебываясь кровью. Однако не успел я перевести дух, как ко мне подскочили еще трое агарян. Их клинки мелькали со страшной скоростью, не оставляя шанса на ошибку. Внезапно силы стали покидать мое тело, и я выронил меч. Сильный удар ногой в живот опрокинул меня на землю, и последнее, что я успел заметить, – холодный отблеск занесенного над моей головой турецкого клинка.
«Это конец», – пронеслось в моей голове. Сталь, словно огонь, обожгла лицо и жуткая вспышка боли высосала остатки моего сознания.
Глава 27
Иоанн Далматас
Эпилог
Иоанн Далматас выпрыгнул из лодки, которая доставила его к песчаному берегу острова. Отнюдь не радостные известия привели его сюда. Он давно знал о болезни сестры, но не предполагал, что все может быть так серьезно. Анна никогда и ни на что не жаловалась и даже теперь не желала сообщать ему о своем недуге – за нее это сделал лекарь. Он умолял Иоанна приехать как можно скорее, так как болезнь прогрессировала с ужасающей скоростью и надежд на выздоровление уже не оставалось.
Далматас быстро зашагал по пыльной грунтовой дороге, ведущей из порта в сторону небольшого торгового городка, где уже много лет заправляли венецианские купцы, фактически превратив остров в свою небольшую колонию.
На середине пути Иоанн свернул на небольшую тропинку, теряющуюся среди высоких сосен и колючего кустарника. Вскоре он вышел к полю, на котором посреди золотистой стерни дюжина крестьян торопилась собрать последний в этом году урожай. У самой дороги стояла повозка, доверху нагруженная тугими мешками с пшеницей и ячменем, возле которой суетились двое, мужчина и женщина.
Завидев Иоанна, женщина положила мешок на землю, стараясь разглядеть путника, затем склонилась к мужчине, что-то шепнув ему на ухо. Тот покачал головой и отвернулся, вновь принявшись за дело, однако, когда Иоанн стал проходить мимо, крестьянин бросил на него полный ненависти взгляд.
Далматасу были знакомы эти люди, но он постарался сделать вид, что не узнает их, слишком тяжелые воспоминания связывали его с этим островом и с населявшими его жителями.
Миновав поле, Иоанн свернул в последний раз и очень скоро оказался на опушке леса, где стояла небольшая деревушка в десять – пятнадцать домов. Стены этих жилищ были сделаны из кирпича и глины, а крыши преимущественно устилались соломой или тростником – ничего иного крестьяне позволить себе не могли.
Отыскав нужный дом, Иоанн некоторое время набирался смелости и оглядывался по сторонам. Собравшись с духом и прокрутив в голове заученные еще в дороге слова, он толкнул деревянную калитку – та послушно отворилась, пропуская его во внутренний дворик. Здесь располагался пожелтевший фруктовый сад, хорошо знакомый ему с давних пор. Восемь лет пролетели как один день, но ничего здесь не переменилось. Да и что могло измениться на этом тихом, всеми забытом острове, слишком далеком от тревог большого и суетного мира?
Иоанн ступил на вымощенную каменными плитами дорожку, которая едва проглядывала из-под разноцветного ковра опавшей листвы. Вопреки ожиданиям, он не увидел здесь ни единой живой души и, обуреваемый недобрыми предчувствиями, быстрым шагом направился к хижине. Дверь дома оказалась заперта, и на настойчивый стук никто не отозвался. Простояв некоторое время у порога и надеясь услышать хотя бы слабый шорох за стеной, Иоанн вновь заколотил в дверь. Но все было напрасно – в доме явно не было ни единой души.
Медленно спустившись с крыльца, Иоанн присел на стоявшую в саду деревянную скамью и уткнулся лицом в ладони. Что делать дальше, он не знал, и мрачные мысли, одна хуже другой, постепенно овладевали его разумом. В своих размышлениях Далматас не заметил, как кто-то отворил калитку и проскользнул в сад, остановившись в двух шагах от скамьи.
