«Нет, – отвечал я себе. – Здесь нет и не может быть ничего общего с учением Христа. Погрязшие в разврате и купающиеся в роскоши отцы церкви возвели свой собственный культ. Он основан на страхе невежественной толпы и кострах инквизиции».
И хотя я тоже сражаюсь под знаменем Иисуса Христа, славя имя его и обращаясь к нему в своих молитвах, на эту войну меня привело отнюдь не религиозное рвение…
Взглянув еще раз на пленников, сидевших на земле, я пошел прочь. Мне было хорошо известно будущее этих людей: большинство попытаются обменять на рыцарей-христиан, за других потребуют выкуп. Судьба остальных была плачевна: их убивали или делали рабами. Сам Янош Хуньяди не поощрял убийство пленных и старался по возможности использовать их более эффективно. Так, например, они занимались обустройством лагеря, рыли выгребные ямы, чистили конюшни и выполняли множество других задач, которыми часто пренебрегали обычные воины.
Пройдя через все поле, я наконец нашел Хуньяди, который разбил свой шатер на месте ставки османского главнокомандующего. Он уже успел снять свои тяжелые доспехи и сейчас прогуливался в удобном походном одеянии, неотлучно сопровождаемый своими мадьярскими телохранителями. Заметив меня, воевода подал знак своей охране, и рыцари расступились.
– А вот и наш герой! – Янош похлопал меня по плечу, затем, обратив внимание на треснувший нагрудник, добавил:
– Жаркая сегодня вышла схватка, не так ли?
– Турки – прирожденные наездники, – ответил я, вспоминая страшные мгновения битвы. – Их кони быстры, а стрелы разят без промаха. Я потерял половину своего отряда.
– И все же ты и твои люди показали себя блестяще, – одобрительно кивнул Янош Хуньяди. – Все произошло в точности так, как я задумал. Их конницу нужно было нейтрализовать любой ценой, ты, надеюсь, и сам это понимаешь.
К своему сожалению, я понимал это лучше других, ибо знал, что веду своих людей на смерть. Нам предстояло совершить невозможное – сковать легкую конницу турок и не допускать ее к месту сражения. Для этого я разбил все свои силы – две с половиной сотни бойцов – на небольшие отряды по сорок – шестьдесят человек, доверив их проверенным в боях людям. Нанося стремительные удары, которые Джакобо называл змеиными бросками, мы так же стремительно удалялись, вынуждая турок постоянно отвлекаться на свой тыл. После двух часов такой игры в кошки-мышки люди с трудом держались в седлах, а кони уже не развивали нужной быстроты бега, однако, несмотря на потери, задача была выполнена.
В не меньшей степени Янош Хуньяди был доволен и собой, ведь он единственный, кто настаивал на том, чтобы дать туркам открытый бой, в то время как остальные предлагали отступить в Ниш. К счастью, король Владислав поддержал позицию Хуньяди, и после этого все споры утихли.
– Турки быстро учатся на своих ошибках и наверняка извлекут урок из этого поражения, – сказал воевода, поглядывая на усеянное трупами поле. – Легких побед впредь ожидать не стоит. Впрочем, крупных сражений, на мой взгляд, не предвидится вплоть до самой Софии. Полагаю, османы попытаются закрепиться там.
– Стены Софии крепки, и турки не сдадут город без боя, – заметил я. – Осада может затянуться до зимы, а это гибельно для нашей армии. Неужели ты надеешься занять город до холодов?
Янош посмотрел на меня с легкой улыбкой – в любой ситуации у него всегда был наготове план действий, и на этот раз он сказал с полной уверенностью:
– Мы будем в Софии еще до начала декабря.
Я не стал высказывать свои сомнения вслух, хотя и не мог разделить подобной уверенности. Путь до города был неблизким, да и турки, хотя они и разбиты наголову, все еще могли оказать серьезное сопротивление. Однако я верил в талант своего воеводы и поэтому убеждал себя, что все будет именно так, как он сказал.
– Есть еще одно, о чем ты должен знать, – произнес я. – Сегодня во время сражения я видел Ису.
Триумфальная улыбка тут же сползла с лица Яноша Хуньяди.
– Где ты его видел? – не глядя в мою сторону, спросил он.
– Неподалеку от места сражения. Он возглавлял отряд сипахов, – я запнулся, воскрешая в памяти недавние события. – Впрочем, был там еще чернобородый воин, к которому Иса относился с большим почтением.
Хуньяди разгладил усы, и его лицо немного просветлело.
– Забудь обо всем, что ты видел, – посоветовал он мне. – И не смей никому рассказывать об этом случае.
Я кивнул, сознавая, что, если не буду следить за языком, воевода может запросто лишить меня и языка, и жизни.
В этот момент из-за пригорка появилось несколько всадников. Впереди ехал статный юноша лет двадцати. Я быстро узнал в нем короля Владислава. Он скакал в отливающих серебром латных доспехах на белоснежном жеребце в сопровождении эскорта из дюжины знатных рыцарей, которые двигались чуть позади него.
Охрана Хуньяди почтительно расступилась, пропуская короля.
– Прекрасная победа, Янош! Этот день войдет в историю крестовых походов! – торжественно воскликнул Владислав. Его лицо светилось от радости. – Передай войскам от моего имени, что сегодня они заслужили отдых. Пусть сейчас же достанут бочки лучшего вина и накормят солдат до отвала. Я хочу, чтобы в будущих битвах они проявили такую же стойкость духа и верность святому делу, которому присягнули, отправляясь в этот поход.
– Ваше Величество, – поклонившись, воевода обратился к королю. – Я хотел бы переговорить с вами относительно дальнейших наших действий. Следует решить ряд важных вопросов…
– Сегодня никаких военных советов, Янош, умоляю тебя. – Владислав изобразил несчастный вид. – Пусть твои грандиозные планы подождут до завтра, когда рутина похода вновь возьмет свое, а сегодня я приказываю праздновать победу так, чтобы сам султан, сидя в Адрианополе, услышал победные крики нашей доблестной армии и затрясся от злобы!
– Как прикажете. – Янош смотрел на молодого короля, и в его глазах читалась отеческая забота. – Я забыл поздравить вас, ведь это был ваш первый серьезный бой, и вы достойно показали себя во время сражения.
Владислав усмехнулся.
– На моем счету нет ни одного убитого турка, – разочарованно сказал он. – Если бы ты позволил мне вмешаться в битву на час раньше, то убедился бы, что подаренный тобой клинок я ношу не только для красоты.
– Я не хотел подвергать вашу жизнь опасности, – произнес воевода. – Безопасности короля следует уделять повышенное внимание. Каждый солдат в моей армии с радостью пожертвует жизнью ради вас.
– Я тоже солдат крестовой армии! – резонно заметил Владислав. – И не хочу, чтобы моя корона давала какие-либо привилегии на поле брани.
– Обещаю, что в следующий раз вы сможете принять в битве самое непосредственное участие, – спокойно промолвил Хуньяди. – Все же чрезмерно рисковать тоже ни к чему. Ваша жизнь намного ценнее жизней каждого из нас, и, если вы пострадаете, боевой дух армии упадет, а успех нашего дела окажется под угрозой.
