– За это время султан и сам оправится от поражений, – не унимался Чезарини. – Он соберет новую армию и вновь восстановит контроль над своей территорией. Тогда нам придется начинать все сначала.
Янош покачал головой.
– Турки уже почувствовали нашу силу, – сказал он, глядя на суетливого кардинала. – И поверьте, они будут счастливы заключить мир на любых условиях. Особенно теперь, когда у нас в руках столь ценный пленник.
Хуньяди взглянул на Бранковича, как будто давая понять тому, о ком идет речь. Но на лице сербского деспота не дрогнул ни один мускул – он сам собирался использовать свой трофей в переговорах с султаном.
– Что же… Продолжать кампанию против турок, похоже, действительно не имеет смысла, – заключил Владислав. – Для этого у нас нет ни сил, ни средств, однако я обещаю, что летом мы вернемся к вопросу о созыве нового крестового похода, и, надеюсь, на этот раз вся Европа откликнется на наш призыв.
Последняя фраза предназначалась для Чезарини, и кардинал был вполне удовлетворен таким решением.
– Сейчас мы должны приложить максимальные усилия, чтобы заключить временное перемирие с султаном. Георгий, твоя дочь, как я слышал, имеет определенное влияние на Мурада. Она может поспособствовать нам?
Сербский деспот кивнул.
– Мара сделает все от нее зависящее. После стольких лет в браке с Мурадом она знает, как добиться от него нужного решения.
– Прекрасно, – кивнул Владислав. – В таком случае мы будем ждать от тебя известий.
Бранкович кивнул.
– Полагаю, теперь пришла пора расстаться, – произнес польский король, с признательностью оглядывая всех присутствующих. – Я вместе с Хуньяди возвращаюсь в Буду, Чезарини держит путь в Рим, а ты, Георгий, отправляйся в свои земли. Они как никогда нуждаются в защите.
На этом совещание завершилось, а уже на следующий день войско крестоносцев перестало существовать как единое целое.
Сербские солдаты во главе со своим правителем отправились на юг, Хуньяди и Владислав с венграми и поляками двинулись на северо-запад, остальная часть бывшей армии направилась на поиски новых приключений. Многие, как и обещали, устремились в Албанию для поддержки Скандербега в его освободительной борьбе против османов, другие возвращались домой, а третьи отправились по миру, чтобы продать свой меч каждому, кто готов был предложить за него хорошую плату.
Перед отъездом я успел повидать Михаила. Он покидал город вместе с сербами, а значит, наши дороги здесь должны были разойтись. Напоследок я подарил ему пару теплых рукавиц и свой подбитый мехом плащ, поскольку хорошо знал капризы местной погоды. Турок был очень растроган и в свою очередь вручил мне перстень с нежно-голубым камнем, каким-то чудом не отобранный во время продолжительного плена.
– Если однажды удача подведет тебя, Константин, – сказал он мне, – этот подарок, быть может, выручит тебя из беды. Не бойся называть мое имя, если спросят, кто тебе его дал.
Тогда я и не предполагал, что этот подарок однажды спасет мою жизнь.
– Спасибо… Махмуд, – улыбнулся я своему новому другу.
На том мы расстались, как мне казалось, навсегда.
* * *
3 февраля 1444 года
Сегодня мы вступили в столицу Венгерского королевства – Буду.
Тысячи людей высыпали на улицу и чествовали нас как героев.
«Да здравствует король Владислав!» – кричали они. И я снова видел счастье и радость в глазах горожан. Но в эти минуты перед моим мысленным взором представала объятая пламенем София – совсем недавно там точно так же выкрикивали хвалебные слова нашему войску, кидали пестрые ленты под копыта наших лошадей, а в храмах проходили праздничные богослужения. Но теперь там вновь хозяйничают турки, льется христианская кровь и оскверняются святыни. Разве заслужили мы теперь такие почести?
Я гнал такие мысли прочь, ибо знал, что триумф, которого удостоился Владислав, был нужен для укрепления его власти. Гражданская война за корону Венгрии еще не закончилась. Тысячи сторонников малолетнего короля Ладислава втайне ждут его возвращения, а германский император Фридрих неоднократно изъявлял желание присоединить мадьярское королевство к своим обширным землям. Но до тех пор, пока военные успехи сопутствуют молодому королю, его власть будет нерушима, и это прекрасно понимают даже его злейшие враги.
Впрочем, сам Владислав, казалось, был чужд любых интриг и не склонен купаться в лучах славы. В столицу он вступал как обыкновенный солдат – пешком, без коня и доспехов, с понурой головой и деревянным крестом в руках.
Еще накануне Янош Хуньяди умолял короля проявить благоразумие. Кричал, что победитель турок не может выглядеть как обыкновенный смерд, а должен внушать ужас и почтение. Но Владислав только отмахивался от его слов и продолжал облачаться в рубище:
– Мне нечем похвастаться перед моим народом, – смиренно говорил он. – В этой войне ты проявил чудеса смекалки, а юноша, который облачился в мои доспехи и сел на моего коня, – чудеса храбрости. Я же достоин лишь тех почестей, которыми удостаиваются все прочие солдаты моей армии.
Напрасно воевода призывал проклятия на голову неразумного короля, Владислав все сделал именно так, как задумал. Молодой король шел впереди своего войска, всем видом выказывая смирение и кротость, и вместо золотых лат на нем была обыкновенная рубаха, а вместо имени короля было приказано славить имя юноши, который пожертвовал своей жизнью ради его спасения.
Так мы прошествовали через весь город под любопытные и вместе с тем удивленные взоры горожан. Я знал, что поступок короля еще долго будут обсуждать в пропахших пивом и прогорклым маслом тавернах, но мне не было до этого никакого дела. Все мои мысли сейчас были обращены к родному дому. Я уже давно мечтал увидеть родные берега Пелопоннеса, вдохнуть воздух тех мест, обнять мать и отца. За это я наверняка заплачу жизнью, но уж лучше встретить смерть на своей земле, чем вечно скрываться, словно вор и беглец.
Узнав о моей затее, Джакобо похлопал меня по плечу и заявил, что непременно отправится вместе со мной, поскольку без него я словно малое дитя и непременно попаду в какую-нибудь передрягу. Я слушал его вздорные слова и улыбался. Тихая и спокойная жизнь королевского двора была невыносима для такого авантюриста и дебошира. Все нутро итальянца переполняла жажда приключений, и я был уверен, что на Пелопоннесе он найдет то, что ему нужно.
* * *
5 февраля 1444 года
Сегодня я заметил Яноша Хуньяди в сопровождении весьма странного человека. Высокий, смуглый, с пепельно-серой бородой и необычными миндалевидными глазами… Его лицо показалось мне знакомым, но как я ни старался, не мог вспомнить, где именно его видел.
– Подойди сюда, Константин, – обратился ко мне воевода. – Узнаешь ли ты нашего старого друга?
Ну конечно! Присмотревшись, я сразу же узнал султанского силяхдара, который уже дважды встречался на моем пути и каждый раз наша встреча была окутана непроницаемой завесой тайны. Теперь, похоже, он не скрывался ни от кого и свободно прогуливался по дворцу венгерского короля, охотно здороваясь с некоторыми вельможами.
