– Иса! – по-дружески воскликнул я. – Не ожидал, что мы встретимся вновь.
Мой собеседник слегка поморщился.
– Человека, которого ты видел пять месяцев назад, больше нет, – загадочно промолвил он. – Теперь у него другое имя, другая вера и другой владыка.
– Он отказался от имени, которое ему присвоили во время девширме
62, – пояснил Янош Хуньяди. – Отныне его зовут Стефан, и служит он новому албанскому правителю Георгию Кастриоти, более известному под именем Искандер-бея или Скандербега.
Так вот о каком союзнике говорил мне тогда Хуньяди! Мне тут же вспомнился грозный чернобородый воин, которого Иса сопровождал после битвы у города Ниш.
– Мне известно о славных делах твоего господина, – с почтением обратился я к посланнику албанского князя. – Если слухи о нем правдивы, то это весьма храбрый и достойный человек.
– Едва ли слухи в полной мере могут отразить испытания и ужасы, через которые прошел мой господин ради освобождения нашего народа из-под гнета турок, – ответил мне Стефан. – Однако султан никогда не смирится с независимостью Албании, а значит, мы еще не раз встретим турок на наших горных перевалах.
Янош Хуньяди похлопал Стефана по плечу.
– Пусть твой господин не забывает, что у него всегда найдутся верные союзники, – сказал воевода. – Народ Венгрии горячо поддерживает вашу освободительную борьбу и верит, что рано или поздно вы добьетесь свободы!
– В одиночку нам не выстоять против османов, – хмуро заметил Стефан. – Надеюсь, мы сможем рассчитывать не только на добрые слова и пожелания венгерского народа, но и на острые клинки венгерской армии в случае необходимости.
– Разумеется! – не колеблясь ответил Хуньяди. – Ведь это наша общая борьба!
Такой ответ вполне удовлетворил албанского посланника и, распрощавшись с нами, он направился на переговоры к Владиславу. Проводив его взглядом, воевода тяжело вздохнул.
– Турки не зря прозвали Скандербега именем величайшего полководца древности, – сказал Хуньяди. – Люди, подобные ему, рождаются раз в столетие. Жаль только, что ему досталась разграбленная и уничтоженная войной страна.
– Это не помешало Скандербегу изгнать турок из Албании, – возразил я.
Хуньяди повернулся ко мне. Вид у него был опечаленный.
– Победы Скандербега лишь приближают его гибель, – медленно проговорил он. – Сильная Албания опасна не только для турецкого султана, но и для Венеции, а также для самих албанских князей, которые давно поделили страну на куски и не потерпят конкурента в лице всеми любимого полководца. Безусловно, Скандербег еще сыграет свою роль, но стать вторым Македонским ему, к сожалению, не суждено.
Пророчества воеводы имели неприятное обыкновение сбываться. Не ошибся он и на этот раз, хотя убедиться в этом самому Хуньяди так и не довелось.
* * *
18 февраля 1444 года
Вот уже две недели я нахожусь при дворе короля Владислава.
Время здесь тянется бесконечно долго, а дни пролетают за однообразными поручениями. Я уже думал забросить свои записи, но сегодня произошло событие, которое стоит запомнить.
Утром прибыл посланник со срочным донесением от сербского деспота. Как мне удалось узнать, турки готовы заключить мирный договор, но будут торговаться об условиях.
Надеюсь, эти переговоры продлятся недолго, а пока я вновь закрываю свой дневник…
Глава 18
Халиль-паша
Первый шаг к миру
Pax optima rerum.
(Мир – высшее благо)
Поздним вечером во дворце султана встретились двое: молодая женщина и мужчина преклонных лет. Они не желали, чтобы их видели вместе, и потому встреча проходила под покровом темноты и в условиях строжайшей тайны.
– Ты знаешь, зачем я пришла? – входя в покои, спросила девушка. Она сбросила с головы капюшон, открывая молочно-белое лицо, за один взгляд на которое можно было лишиться головы.
– Догадываюсь, госпожа, – мужчина встал из-за письменного стола и плотно прикрыл дверь за ночной гостьей. Он был крайне взволнован и не только потому, что ожидал услышать важные новости о судьбе своего брата. При виде этой женщины визирь всегда терял самообладание и чувствовал себя скорее неуверенным юнцом, чем всемогущим сановником при дворе повелителя мира. – Письмо у вас?
– Вот оно. – В руках у девушки появилась бумага, скрепленная печатью сербского правителя Георгия Бранковича. Сломав печать, визирь быстро пробежал глазами по исписанному листу, и слезы счастья едва не хлынули у него из глаз. Это несомненно был почерк Махмуда.
– Значит, он жив. – Визирь несколько раз перечитал послание, в котором Махмуд рассказывал о своем пребывании в Смедеревской крепости при дворе сербского деспота. Затем, сложив письмо и мысленно вознося хвалу небесам, Халиль повернулся к своей гостье. Девушка все это время не сводила с него взор, порхая шелковыми ресницами, и улыбалась, довольная тем, что смогла доставить ему удовольствие.
– Вы вернули меня к жизни, госпожа. – Халиль осмелился коснуться губами тонких изящных пальцев, которые принесли ему добрую весть. – Что вы хотите получить взамен?
– Ты знаешь, чего я хочу. – Девушка вскинула подбородок. – Мира между Сербией и Османской империей.
Халиль кивнул. Он уже понял, что его брат должен стать инструментом в грядущих дипломатических переговорах. Георгий Бранкович попытается выжать максимум пользы из своего высокородного пленника, чтобы склонить султана к миру на выгодных условиях.
Халиль воздавал должное сербскому князю. Для достижения своих политических целей тот использовал не только его брата, но и свою собственную дочь.
Мара Бранкович, или, как ее называли в гареме, Мара-Хатун, уже более десяти лет была возлюбленной супругой падишаха. Никто и не думал, что брак, заключенный в интересах политики, станет по-настоящему счастливым и для Мурада, и для молодой княжны. Султан обожал свою сербскую красавицу и надолго позабыл про всех других наложниц, а Мара, которая поначалу воспринимала свадьбу как смертный приговор, очень скоро прониклась к своему мужу, который был готов бросить к ее ногам целый мир. Но счастье никогда не длится вечно и очень скоро, на радость евнухам и одалискам, супруги начали отдаляться друг от друга. Многие винили в этом вспыльчивый нрав султанши, другие указывали на непостоянство Мурада, но Халиль, кажется, знал истинную причину их ссоры.
