– Можно к ней? – поинтересовался Иван, хоть видеть Софию особого желания не было.
– Конечно! Она в сознании. Очень надеюсь, что разговор с вами успокоит ее метущуюся душу.
– Это вряд ли. Но я попробую…
В который раз. А если быть точным – третий только тут. А сколько их было до этого?
По пути в лазарет монах рассказал историю, которая в точности повторяла события прошлого месяца. Каким-то образом Софии удалось раздобыть выпивку даже в стенах монастыря, что находился в одном из самых живописных мест ближнего Подмосковья. При этом она не стала пить одна, а собрала вокруг себя целую компанию. Пьянка переросла в оргии, как и до этого случалось. Только вот на этот раз организм Софии дал конкретный сбой, и откачали ее с большим трудом. По словам врача монастыря, если такое еще раз повторится, то судьбу ее уже будет решать воля божья. Захочет – позволит ей еще пожить на этом свете, а нет – так прямая ей дорога в заоблачные дали.
Несмотря на то, что располагался Духовный Центр при мужском монастыре, наряду с беседами со священником и участием в богослужениях и церковных таинствах, тут использовались и современные методы лечения от алкогольной зависимости. С пациентами центра постоянно работали психологи, наркологи, психиатры и психотерапевты. Тут даже применяли такой новаторско-эстетический метод лечения, как цветотерапия. В чем он заключался, Иван понятия не имел, но звучало красиво.
София лежала в крохотной палате лазарета, наверное, бывшей келье, с маленьким узким окном, выходящим во двор монастыря. Бледная, худая, но все еще красивая. Когда-то, когда увидел ее впервые, Иван был пленен ее красотой. А вскоре познакомился и с ее кипучей энергией, которая заставила влюбиться в нее по уши, пропасть с головой. И лишь два года спустя он понял, что энергия ее не совсем здоровая, что эта женщина торопится жить и летит по жизни без оглядки. Она оказалась неспособной на серьезные чувства или привязанность. Единственной ее страстью стала бутылка, которой она отдала всю свою любовь. А еще мужчины, без поклонения которых она не могла обходиться. А потом и просто поклонения стало недостаточно. И все же Иван не мог ее ненавидеть, разве что теперь, когда боль в душе притупилась, испытывал жалость.
– Ваня! – увидела она его и горько заплакала. – Прости меня, Вань, я опять сорвалась.
С подключенными датчиками и капельницей София казалась очень ранимой и несчастной. Приступ острой жалости не заставил себя ждать. Иван приблизился к высокой кровати и взял девушку за руку. Её кожа была бледна, сквозь нее просвечивали голубые жилки.
– Как ты? – постарался вложить в голос как можно больше нежности, хоть и не испытывал её. Но такой тон на нее действовал лучше всего.
– Плохо мне, Вань. Забери меня отсюда, – прохныкала София, и Иван понял, что поток слез иссяк, и начинается игра на публику. Это она тоже практиковала частенько. И он научился закрываться, абстрагироваться.
– Куда, София? У тебя есть своя квартира, и насильно тебя здесь никто не держит. Ты вольна уйти в любой момент…
– Ты же знаешь, что я не могу этого сделать! Иначе все начнется снова…
– Зачем же тогда просишь меня забрать тебя?
– Я хочу вернуться к тебе. Вдруг у нас получится все исправить, – с надеждой и затаенной обидой заглянула она ему в глаза.
Не получится – он это знал точно. Прежде всего потому, что сам перегорел и уже ничего, кроме жалости, к ней не испытывал. И он уже научился жить и дышать без нее, хоть это и далось с великим трудом. Но и сказать всего этого ей в лицо не мог, как и дарить беспочвенную надежду.
– Сонь, ты знаешь, что этого не будет. Но я всегда буду рядом с тобой…
– Да нужен ты мне больно, очередной святоша, на каких я тут насмотрелась! – вдруг закричала она, и даже бледность на ее лице сменилась гневным румянцем. А точнее, оно пошло пятнами. – Проваливай со своей заботой! Не нужна она мне!.. Никто вообще не нужен! Обойдусь без вашей благотворительности!..
Рыдания прервали сбивчивую гневную речь, и София отвернулась, уткнувшись в подушку. Ее худенькое тело сотрясалось, пока беззвучно плакала. Стало жальче ее в разы сильнее, но Иван ничего не сказал и не сделал. Он продолжал стоять рядом и держать ее за руку, которую она не забирала. А когда София перестала плакать и посмотрела на него снова, сказал:
– Ты постарайся выдержать, Сонь, не срывайся больше, чтобы не было еще хуже. А потом мы вместе придумаем, как жить дальше.
Это были ничего не значащие слова, но в то же время, он надеялся, что они помогут вселить в нее надежду.
– Прости меня, Вань, – пробормотала она. – Я скотина и не достойна тебя.
– Ты самая лучшая, – улыбнулся он и погладил ее по щеке. – И ты мне дорога. Хочу видеть тебя здоровой.
Он пробыл у нее еще минут пятнадцать, а уходя, поцеловал в щеку, как поцеловал бы сестру. На сердце лежала тяжесть, когда покидал палату – слишком несчастным, даже безысходным, взглядом провожала его София.
Вита
Вита привычно вышла из ванной в нижнем белье, напевая песенку, и сразу же с воплями побежала в комнату.
– Свет, ну ты чё не предупредила, что мы не одни?! – прикрикнула на подругу, спокойно угощавшую в кухне Петюню чаем с печеньками.
Хорошо хоть не голая – она и такое иногда практиковала. И Петюня, как назло, смотрел именно в ее сторону, ведь дверь ванны находилась как раз напротив входа в кухню. Причем, парень даже не потрудился отвернуться, напротив – расплылся в довольной улыбочке. Ну Светка!..
– А я предупреждала, но ты не услышала, – донеслось до нее с кухни.
– Перепелка, я решил зайти, чтобы полчаса не торчать у тебя во дворе, раз уж приехал раньше, – заговорил Петюня. – Со Светой вот познакомился. Чай у вас вкуснющий! И фигурка у тебя ничего…
Взрыв хохота утопил «Убью!», в сердцах брошенное Виталиной вслед за гневным взглядом в разделявшую комнату и кухню стену. Сегодняшний день можно считать днем курьезов: то Колесникова в больнице встретила, хоть Полина Матвеевна и заверила, что сын сегодня к ней не придет, и Вита так перепугалась, не ожидая увидеть его, что ничего умнее, как удрать, не придумала. Как должно быть удивилась его мама. А уж как удивилась собственному поведению Вита! С чего это она так его испугалась? Теперь вот Петюня приперся на полчаса раньше, да еще и увидел ее полуголой. И Света хороша, подруга называется!
Пока одевалась, все продолжала себя накручивать, в итоге в кухню влетела, как фурия, и накинулась на этих двоих с порога:
– Чего расселись тут?!
– А что, нельзя? – вытянулось лицо Светы от удивления.
– Я не это имела в виду!
– А что же? – Света начинала сердиться, о чем свидетельствовали ее нахмуренные брови.
– Я имела в виду, чего он тут расселся, – ткнула пальцем в Петюню, и тот едва не подавился чаем, который как раз прихлебывал. – Пошли уже. Забыл, что у нас свидание?
