— Я весь внимание, — Семичастный не глядя нащупал пачку сигарет.
Умные собачьи глаза выползли из-под отечных век, мешками расползшихся на полщеки. Это и в самом деле были мешки — из плотной прокопченной сигаретным дымом кожи.
— Помните как отмечали первомайский праздник у нас на даче?
— Ты так веселилась, что потом вырубилась и свалилась спать.
— А что было потом?
— Ты могла бы давно спросить об этом у отца. Ничего особенного. Часиков до двенадцати валяли дурака. Правда, поутихли немножко. Мы-то знали, что тебя и пушечный выстрел не разбудит, но из уважения к отцу старались сильно не шуметь. После полуночи оттранспортировали нас в город. Кто-то был с микроавтобусом, кажется, Лобачев. Его водитель всех нас развез по очереди.
— Давайте вернемся назад. Вы хорошо помните тот момент, когда я прибежала домой и вырубилась?
— Детка, прошло не меньше десяти лет. Если бы ты мне тогда шепнула хоть слово, дала задание, — Семичастный улыбнулся потревожив сразу все складки: на лбу, на щеках, на короткой шее.
— Попробуйте вспомнить. Вы были в доме?
— Вроде да. Хотели поиграть в «сочинку» с твоим отцом, потом я разбил шаром оконное стекло и мы решили заняться чем-нибудь более безопасным. Спустились вниз, закусили немного. Тут как раз ты появилась.
— Незадолго до меня или сразу после входил со двора кто-нибудь?
— Даже если б я сидел тогда трезвым как стеклышко и то бы не ответил. Понимаешь: настроение. Иногда все сидят — с места не сдвинуть. А тут дурачились, веселились, бегали туда-сюда… Ты мне сперва растолкуй в чем дело.
— Один из вашей компании решил развлечься с двенадцатилетним ребенком. Я ведь свалилась спать не от усталости. От шока, от ужаса. Потом отшибло память, и я не могла объяснить отцу — почему не желаю больше ездить на дачу.
У Семичастного отвисла нижняя губа с прилипшей сигаретой.
— Меня ударило только десять лет спустя. На том самом месте — возле забора, в кустах.
— Подожди, так ты не рассмотрела его лицо, в чем он был одет?
— Во-первых, было уже темно. И потом он схватил меня сзади. Но это точно был один из гостей, я узнала запах коньяка, который вы все пили.
Семичастный почесал затылок короткими пальцами с выпуклыми желтоватыми ногтями.
— Теперь ты подозреваешь любого из шестерых. В том числе и меня.
Зиба промолчала.
— Отца, значит, не собираешься посвящать?
— Нет, это мои проблемы. Он здесь ни при чем.
— Девочка, я не знаю никого из всей тогдашней компании, кто бы ходил сейчас без охраны. Кроме Рощина, которого сожрали конкуренты. Бедняга заделался отшельником, живет где-то в лесу. Я ему предлагал хорошее место — отказался. Но он — исключение. Остальные прикрыты со всех сторон. Сегодня вам повезло. В другой раз нервишки у охраны окажутся потоньше. Начнут палить без лишних слов.
— Только не вздумайте никого предупреждать. Я все равно их достану.
— Не зли меня глупыми разговорами. Вас обоих просто сметут. Если посмотреть со стороны, разумных выходов всего два. Набрать денег и заказать профессионалам убийство всех шестерых оптом. Или обратно все забыть. Меня больше устроил бы второй вариант, но выбирать тебе. Если начнешь опросы и выяснения, дело кончится плохо. На испуг все равно никого не возьмешь — люди прошли через всякие переделки.
Глава девятая. Жаропрочные «жучки»
Майор все-таки заставил себя отдохнуть. Когда он проснулся через час, мать молча, вооружившись лупой, исследовала кофейную гущу на стенках фарфоровой чашки.
— Лошадиная голова, — произнесла она задумчиво.
— Ты все время видишь лошадиную голову, — Левченко осторожно, чтобы не испортить прическу, погладил ее по голове.
Он с детства воспринимал мать как капризного, избалованного ребенка, которому не стоит чересчур потакать, но и воспитывать бесполезно.
— Это свидетельство того, что гаданье верное. Лошадиная голова означает неожиданную опасность.
— Почему? — осведомился Левченко, обуваясь, — Кто и когда это установил?
— Это знания, которые передает учитель ученику.
— Ладно, обещаю на лошадях сегодня не ездить.
Максим захватил с собой мастерок из сгоревшей квартиры и отправился в российское представительство шведской авиакомпании «Сканска». К тому самому Петру Фатееву, который заказывал и оплачивал ремонт.
То ли Фатеев родился этаким скандинавом, то ли, общаясь со шведами, стал на них походить, но у него и бородка росла как-то слишком гладко, не по-русски, и голубизна в глазах была чужой, заморской. Не говоря уже о холодном вежливом тоне.
— Огромное спасибо. Хоть что-то уцелело. Обязательно дам знать Бородичу, может быть эта лопаточка ему дорога. Первый раз ее вижу, я не любитель рыться в чужих вещах.
«Я ведь пока не требовал отчета», — внутренне насторожился Левченко.
— Ничего если я задам несколько вопросов?
— Давайте, — Фатеев пожал плечами.
Девушки с лучезарными улыбками оформляли билеты для тех, кто готов был раскошелиться на шведский сервис. Кругом висели яркие плакаты с видами для туристов: пирамиды Египта, тройка с бубенцами и лентами в заснеженном русском лесу, огромные бабочки среди развалин буддийского храма, виндсерфинг на волне прибоя.
— В квартиру частенько захаживали в отсутствие хозяина?
— Иногда я назначал там деловые встречи, иногда бывал с друзьями. Бородич передал квартиру в полное мое распоряжение. Есть официально оформленная доверенность.
— Вы никому не передавали ключи? Даже на короткое время?
— Не пойму, в чем проблема. У вас есть сведения, что из квартиры перед пожаром пропали вещи?
— Как бы вам сказать… — майор выдержал паузу. — Кто-то понаставил там «жучков» — вам легче сориентироваться, когда это могло случиться.
Ни один мускул на лице тщательно причесанного «викинга» не дрогнул, но по всему было видно, что это далось ему нелегко.
— Тут явное недоразумение. В нашем бизнесе такими приемами не пользуются. А вы уверены в своих наблюдениях — квартира ведь выгорела дотла?
— Теперешние «жучки» выдерживают и мороз и стоградусную температуру. Техника не стоит на месте. Заезжайте ко мне на работу — покажу.
— Где они стояли, если не секрет.
— За батареями отопления, например. Подумайте, кто решил подкинуть вам этих насекомых. Жена ваша не страдает приступами ревности?
— Странно, что вы решили мне обо всем поведать. Или это новый стиль работы ФСБ? До сих пор ваше ведомство не занималось благотворительностью.
— Сейчас я представляю не ведомство, а самого себя. Вы ведь тоже не двадцать четыре часа в сутки работаете на «Сканску».
