Водитель машины забрал через окно четыре порции шашлыка и упаковку баночного пива.
— Даже не хочу подходить, — отвернулся хозяин. — А то еще чего-нибудь придумают. Расплачиваться никто не собирается. Пасутся здесь и еще родственников присылают. Шакалы. Это сверх денег, которые ежемесячно отстегиваешь.
Жесткие усы топорщились при каждом слове, от одежды пахло дымом, как будто хозяин перегрелся от злости.
— Так вам куда, к Петровичу? — продолжил он, вернувшись к любезному тону, когда «Волга» исчезла за поворотом. — Я его зову: святой человек.
Алексей подтвердил.
— Тогда сам подброшу, у меня мотоцикл с коляской. Сколько вас, двое? Отлично. Журналисты, наверно. В натуре святой. Подкидываю ему жрачки время от времени. От мяса отказывается, только хлеб давай. Я тут беру у земляка, у него своя пекарня поблизости. Свежий чурек, равных нет. Давай, ставь машину, я пока выкачу свой ящик с музыкой.
Хозяин скинул фартук и предупредил Анюта, что тот на время останется один на хозяйстве.
— Без меня вы бы в жизни его не нашли, — объяснял кавказец, пока мотоцикл скакал по рытвинам, трясясь и подпрыгивая. — Изба сейчас стоит пустая. Пока теплые деньки, он сутками в лесу — делает заготовки на зиму. Раз в неделю мы обязательно видимся. Умный мужик: молчит-молчит, потом как скажет — хоть в книгу записывай.
Мотоцикл свернул на лесную тропинку и лихо помчался дальше. Солнце перебегало от листа к листу, в глазах рябило от игры светлых и темных пятен.
— Приехали, — удачно подвернувшийся проводник остановился на поляне возле кострища. — Скоро подойдет. Вот — передадите ему.
— Где он сейчас? — спросила Зиба, принимая холщовый мешок с еще теплым хлебом.
— Бродит поблизости. Заскочу за вами часика через три. Понадобится раньше, можно и пешком. Тут, если знать дорогу, недалеко.
Супруги остались вдвоем. Алексей наломал сухих веток и разжег зажигалкой костер. Авось Рощин почует запах или заметит дымок над кронами деревьев.
— Как думаешь: случайно Семичастный вспомнил именно о нем?
— Пока не знаю, — Зиба не могла усидеть на месте: бродила взад-вперед, рвала и жевала кисловатую заячью травку.
Алексей пытался угадать — как поведет себя отшельник. Время текло медленно. Полное отсутствие событий, только игра солнечных пятен на мху и траве, птичий щебет, медленные перемещения облаков в просвете над поляной. Несколько раз отчетливо слышался треск — но это были отзвуки обычной жизни леса.
Рощин появился бесшумно, с той стороны, откуда они его не ждали. Заросший, с космами до плеч. В гимнастерке с чужого плеча, выгоревшей почти до белизны, с небогатым урожаем грибов в корзине. Скрюченные, будто судорогой сведенные пальцы. Почему-то защитные очки — разве в лесу слишком яркое солнце?
Зиба смотрела в упор, ожидая реакции. Но реакции не последовало — Рощин присел на корточки возле костра, подкинул еще несколько веток.
— Смотрите внимательно, — наконец, прервал молчание Алексей. — Вы ее знаете.
Рощин послушно поднял глаза. За темными стеклами трудно было разобрать выражение глаз.
— Не помню, — произнес он глухим, скрипучим голосом, словно механизм голосовых связок проржавел от редкого употребления.
— Хаджиева Зиба.
Наморщенный лоб лесного жителя свидетельствовал о внутреннем усилии.
— Не помню.
По запаху свежего хлеба Рощин нащупал мешок. Достал чурек и стал есть, методично отрывая кусок за куском. Насытившись, опустился на землю и вытянул ноги. Он выглядел уставшим, обессиленным.
— Зиба, — повторил Алексей. — Давно, десять лет назад. Первое мая на даче. Были еще Семичастный, Альтшуллер, Лобачев…
Он остановился — Рощин явно не реагировал на перечень фамилий.
— Я дал себе слово всех забыть.
Никто не признал бы в этом одичалом лесном жителе одного из участников того дурашливого веселья удачливых, уверенных в себе, набирающих обороты людей.
— Сейчас он вспомнит, — Зиба достала заряженный пистолет и с трех шагов направила Рощину в лицо.
Тот продолжал сидеть — не вздрогнул, не отпрянул инстинктивно.
— Даю тебе три секунды освежить память! — закричала Зиба, срываясь на визг.
Человек, когда-то выбравший одиночество, отвернулся в сторону.
— Если ты… — начала Зиба, и тут неожиданно прогремел выстрел.
Алексей как в кошмарном сне увидел как брызги крови окатили жену с головы до пят. Из сидячего положения Рощин медленно опрокинулся на спину.
— С ума спятила! — заорал Алексей, вырвав пистолет.
Скопившееся напряжение прорвалось.
— Кто тебе разрешил класть палец на курок? — не помня себя от ярости он кулаком ударил Зибу по лицу.
Она успела среагировать и чуть отвести голову — иначе он сломал бы ей челюсть. Удар только зацепил скулу, но был настолько силен, что Зиба все равно упала.
Быстро встала, не глядя на мужа, не интересуясь — собирается он бить еще или нет. Невозможно было оторвать глаза от трупа с простреленной головой.
— Прости меня, — Алексей опустился на колени, попытался обхватить ее, обнять.
— Убери руки, — Зибу передернуло от отвращения — не к Алексею, а к противоестественному прикосновению горячих мужских ладоней к пояснице.
Она стянула с себя майку, не стесняясь выкатившихся шариков-грудей.
— Где-то поблизости должна быть вода. Чистая пригодная для питья.
— Оденься, комары закусают, — сказал Алексей, отряхнув прошлогодние листья с колен.
— Меня комары не кусают. Знают: как напьются ядовитой крови, так и подохнут.
— Что с ним делать?
— Ничего. Или ты хочешь голыми руками вырыть могилу?
— Хотя бы ветками прикрыть.
— Сперва мне надо все отстирать.
Она уже говорила и действовала совершенно спокойно. Алексей тащился следом, как на поводке, повторяя все ее повороты направо-налево.
— Когда вернется шашлычник?
— Минут через сорок.
— Так скоро? — удивилась Зиба.
— Мы почти два часа прождали.
Родник, наконец, отыскался, и Зиба стала ожесточенно тереть майку, джинсы. Следы все равно оставались.
— Ладно, дай мне пока свою рубашку. Надо шашлычника встречать.
— Что ты ему скажешь?
Вернулись к месту убийства. Вдвоем оттащили тело в заросли.
— Думаешь это был он? — Алексей не мог молчать, молчание распирало изнутри.
— Теперь уверена что нет.
— А Семичастный тоже отпадает?
