Однако это не позволяло сделать вывод о непричастности группировки к смерти прокурора. Меры предосторожности явно были приняты, только бестолковые и недостаточные. Уже сама привычка чуть ли не ежедневно собираться в одном и том же кабаке достаточно характеризовала всю компанию.
Джамалу, конечно, не хотелось проявить готовность номер один к нападению врага. Если только «солнцевские» заподозрят неладное — война пойдет на уничтожение, до победного конца. Но жертвовать жизнями своих людей он тоже не хотел. За исключением, пожалуй, одного человека — самого близкого.
С Волохом они начинали еще в Ростове, начинали с краж, разбойных нападений. Однажды того до полусмерти отделали менты на допросе: сломали два ребра, повредили глаз. Но Волох не продал напарника.
После этого они еще не раз выручали друг друга. То Джамал, спасаясь от преследования, приволок истекающего кровью товарища к машине. То «братишка» достал из-под земли десять тысяч баксов, когда Джамала подвесили за ноги из-за карточного долга.
Все это происходило давно. Последние пять лет группировка окончательно оформилась — ни тому ни другому уже не было нужды лично участвовать в акциях. Память у Джамала была отличная, он помнил все: плохое и хорошее. И как всякий восточный человек придавал словам не меньшее значение, чем делам.
Он не забыл как однажды, когда они сидели вдвоем, подвыпивший Волох пытался объяснить суть махинаций с кредитными авизо и, разозлившись на несообразительность, полушутя назвал его «чуркой». Этого вполне хватило, чтобы перевесить все остальное.
Если «солнцевские» нагрянут, то к палаткам возле метро «Теплый Стан» — там у людей Джамала стабильная база. Джамал предупредил своих быть начеку. А Волоха в последний момент отправил на проверку: якобы тревога учебная и надо проконтролировать со стороны боеготовность ребят.
— Пошли кого-нибудь другого, — попробовал отвертеться разленившийся, накачанный пивом соратник.
— Поезжай, проветрись, — настоял Джамал.
Старый боевой товарищ оказался единственной жертвой. «Солнцевские», конечно же, узнали его в лицо. Трудно сказать успел ли он в последнюю минуту сообразить, кто и почему его подставил. Что касается солнцевской команды — они несказанно обрадовались удаче и не стали больше искушать судьбу: дали несколько очередей для порядка и укатили.
Глава десятая. Правое дело
Выдержав положенное время, Левченко, в принципе, согласился сотрудничать. Как и положено, выдвинул свои условия.
Выпустить Каллистратова — этот человек зароется в архивы и больше ни за какие красивые посулы не сунется в реальный мир. Дать возможность Самохину очиститься от подозрений по взрыву на кладбище — со своей стороны майор гарантирует послушание и лояльность председателя Фонда.
Условия были приняты без особых возражений. После дружеского общения со следователем Каллистратов уже не представлял интереса — из него выкачали все мало-мальски существенное. Если Левченко отвечает за Самохина — ради бога — лично против председателя никто ничего не имеет. Только бы дела в Фонде крутились как положено.
Освобождение Каллистратова прошло без сучка и задоринки. Не потребовалось большой изобретательности в средствах, чтобы телохранитель с длинными бакенбардами признался в содеянном. Он давно вынашивал планы убийства своей хозяйки и только ждал подходящего случая.
С Самохиным все тоже решилось быстро. Человек, представившийся отчетно-выборному собранию следователем по особо важным делам, сообщил, что эксперты-криминалисты пришли к однозначному выводу — взрывное устройство сработало раньше времени. Жертвой теракта должен был стать не кто иной как действующий председатель. Представитель МВД туманно сослался на некие мафиозные группировки, которым Самохин не позволил отмывать через Фонд грязные деньги…
В родном ведомстве Левченко стал вести себя гораздо осторожнее. Слишком быстро противнику удалось разгадать трюк с кассетами — в течение суток. Волей-неволей заподозришь неладное. Возможно у этих людей есть источник информации, причем далеко не из рядовых сотрудников.
Майор регулярно рапортовал начальству об успешном продвижении дела семьи Альтшуллер, а в остальном решил действовать в одиночку, на свой страх и риск.
Каллистратова, освобожденного под подписку о невыезде, он сам довез до дому. Олег не мог поверить в благополучный исход дела.
— Они ведь ничего от меня не добились. Ровным счетом ничего.
— Я не уверен, что все позади. Наоборот — только начинается. В любом случае тебе надо тихо-спокойно готовить к печати свою книгу. Уверен, что она получится интересной. Может быть и я смогу подкинуть какой-то материал.
— Максим, они до сих пор у меня перед глазами: Альтшуллер и его дочь. Я уже не смогу забуриться как раньше — работать, отгородившись от всего. Я понял, что каждая старая история имеет продолжение в настоящем. В этом смысле ты больше чем прав: ничто никогда не кончается.
— У каждого своя линия фронта, — заметил Левченко, заезжая во двор. — Теорию и практику опасно смешивать.
— На твои лавры я не претендую, — успокоил его Каллистратов. — Обещаю никуда не соваться без спросу. Единственное, о чем я прошу — информируй меня каждый раз, когда напрямую или каким-то боком коснешься масонов. Уверен, что смогу дать полезный совет.
— А если завтра тебя попросят поделиться информацией?
— Они ничего от меня не добились, — с достоинством повторил Каллистратов.
— «Полеты в космос» только первая стадия. В их арсенале есть действительно сильнодействующие средства. Сейчас никто не может отвечать за себя, скоро мертвым научатся развязывать язык. Кроме доведенной до предела боли есть ведь и наркотические вещества. Попробуй помешай, если тебе вознамерились сделать укол. Даже обыкновенные таблетки-антидепрессанты, которые продаются в аптеках, могут развязать язык.
— Почему они не применили их в моем случае?
— Я был бы свободен от взятых обязательств. Накатал бы рапорт о «полетах в космос» и прочих прелестях.
— Думаешь, их начальство не в курсе?
— Одно дело, когда вся эта каша варится в тишине. Совсем другое, когда выплескивается через окно… И вообще — тебя слишком легко отдали. Я бы не дал стопроцентную гарантию, что они ничего не попытались сотворить. Осмотри себя внимательно, когда залезешь в ванну. Может заметишь что-то похожее на след укола.
— Да я просыпаюсь от каждого шороха! Думаешь мне можно незаметно вкатить дозу?
— Ты мог заметить, а потом забыть. Тебе не снились за время моего отсутствия странные, необычно яркие сны?
— Только однажды, — припомнил Каллистратов. — Чувствуешь себя героем фильма, который снял талантливый, но окончательно спятивший режиссер.
— А в ходе фильма ты не общался со следователем?
— Откуда ты знаешь? — удивленно вскинул глаза Каллистратов. — Или…
