— Боюсь, что это могло быть уже не сном.
Каллистратов приумолк, задумался. Войдя в квартиру, он первым делом включил компьютер. Сидя под арестом, он часто представлял себе страшную сцену: чужие люди, раскрыв пароль, сбрасывают информацию на дискеты, а перед тем как уйти, подбрасывают вирус или просто затирают винчестер.
Но операционная система запустилась нормально: показался на фоне голубого с легкими облаками неба разноцветный флажок «Windows 95». Теперь войти в редактор, просмотреть папку с документами. Раскрыть первый попавшийся. Вроде бы ничего страшного не произошло. Вот файл «Хронология»:
1717 — Великая Лондонская Ложа
1721 — Конституция английских масонов, в которой признается одна религия — религия верности долгу
1730 — Первая масонская ложа за океаном, в Филадельфии
1732 — Первая масонская ложа в Париже, дочерняя по отношению к Великой Лондонской. Основана английскими эмигрантами, приверженцами свергнутой династии Стюартов
1737 — Ложи Шотландского обряда
1738 — В масоны посвящен Фридрих, будущий прусский король; Опубликована папская булла с осуждением масонов. Они обвиняются в ереси и извращениях
1740 — Первое документальное упоминание о звании «Мастера Королевской Арки»
1743 — В Лионе учрежден титул Рыцаря Кадош, мстителя за Хирама Абиффа и Жака Моле, предводителя тамплиеров
1771 — Герцог Шартрский, магистр Великого Востока делает попытку объединить все ложи
1773 — Съезд делегатов от всех масонских лож Франции. Основана ложа «Великий Восток Франции»
1813 — Объединение «старого» и «нового» масонства двумя великими мастерами, родными братьями короля…
— Почему здесь нет ничего о российском масонстве? — спросил Левченко.
— Что? — переспросил Каллистратов, успевший уже закрыть объемистый файл.
Садясь за компьютер, он погружался в барокамеру полного одиночества.
Майор повторил вопрос.
— Все, относящееся к России, в другом каталоге, — ответил хозяин. — Россия — особенная страна.
Левченко осматривался, ища следы визитеров. Оторвавшись от экрана, Каллистратов заметил особый прищур фээсбэшника.
— Ну и как? Наведывались?
— Если да, то очень деликатно. У тебя нет дома никакого инструмента?
Каллистратов недоуменно пожал плечами. Майор отправился на кухню и вернулся с широким ножом. Отодвинул от стены диван и, присев, поддел плинтус. Тот отошел на удивление легко.
— Самая верная примета. Отодрали, потом аккуратно вернули на место. Но гвозди, попадая в старые дырки, держат уже слабо.
— Почему плинтус? — наивно поинтересовался Каллистратов.
— Стандартное место, где дилетанты прячут самое важное. Ты держал что-нибудь дома?
— Что я мог держать? — Олег смотрел на комнату с ужасом и некоторой брезгливостью, как на обесчещенную, изнасилованную женщину.
Теперь ему всюду мерещились чужие мерзкие запахи, грязные следы, сальные отпечатки пальцев. Неужели кто-то перебирал его одежду, книги, бумаги, заглядывал в холодильник. Может быть даже успел помочиться в унитаз, если обыск затянулся.
Каллистратов сел на пол и закрыл глаза, прислонившись спиной к стене.
— Позвонить Алле? — спросил Максим. — Я не взялся решать за тебя.
— Выходит, они использовали меня на все сто, — мрачно произнес человек, который еще утром не чаял освободиться из заключения.
— Не переживай, — Левченко дотронулся до его плеча. — Наше дело правое.
«Правое? — переспросил себя майор. — Шут его знает на что придется пойти — ведь нужно завоевать их доверие. Заделаться «братом» — никак не меньше. Где та грань, дальше которой нельзя идти? Иначе маску не сможешь потом отодрать от лица. Перед каждым, кто хочет стать своим среди чужих, рано или поздно встает этот вопрос. Одно дело — разведчик по ту сторону фронта, когда война гремит где-то далеко. И совсем другое, когда линия фронта везде и нигде. Сегодня в ресторане, завтра на частной квартире, послезавтра в офисе, в кабинете следователя, в аэропорту. Когда деньги, власть, человеческие жизни здесь, рядом с тобой ставятся на кон.»
— Мне нужно заскочить домой, — сказал Левченко. — Вставай, я не могу оставить тебя в таком виде.
— Они получили все в готовом виде, — угрюмо бормотал Каллистратов. — Все, что я процеживал по крупицам, ради чего садил себе зрение.
— Ты разве не вводил в компьютер пароль? — майор сел за чужое рабочее место и провел пальцами по клавиатуре.
— Это детские игрушки, которые колятся за полчаса.
— Давай-ка я запущу «Doctor WEB», эти ребята могли и вирусом наградить. Начнем с того, что скопируем твои файлы на дискеты. Одной хватит?
Все-таки Каллистратов нашел в себе силы подняться. Максим знал — он не выдержит долго наблюдать, как «человек действия» хозяйничает за компьютером. Главная цель — занять хозяина делом — была успешно достигнута. Теперь за него можно не опасаться.
Максим уже стоял в дверях, когда Каллистратов с некоторым разочарованием сообщил:
— Ничего не показывает. Сейчас проверю на «стелс».
— Я таких что-то не слышал.
— Вирусы-невидимки. «Стелсом» назывался американский самолет-разведчик.
— Это уж я помню. Положено было знать.
Олег действительно испытывал нечто похожее на разочарование. Ему так хотелось выявить заразу, обрушиться на нее всей мощью антивируса, хоть в чем-то очистить свой дом.
Левченко уже сбежал вниз по лестнице к своему «Фольксвагену». Хотя бы раз в день надо заскочить домой. Мать отключает телефон, чтобы не отвлекаться от телевизора. Она не любит, когда ей напоминают о больном сердце. Поэтому звонки сына раздражают ее.
* * *
Левченко никогда не находил в себе положенной любви к матери. Любовь может ухватиться даже за крошечный выступ на отвесной скале, но мать в этом смысле представляла собой нечто абсолютно гладкое.
Максим вспоминал себя вечно запертым дома, брошенным в одиночестве ребенком. Часами он исследовал квартиру, чтобы обнаружить под диваном шарик от настольного тенниса, между страницами книги глянцевую фотографию киноактера, в жестяной банке с остатками гречки — таракана.
Наконец, возвращалась мать. Максим знал, что кидаться к ней нельзя ни в коем случае — получишь в ответ резкую раздраженную отповедь. Иногда мать доставала из сумочки карамель, только однажды она принесла шоколадную конфету. Потом, прямо из прихожей, направлялась в ванную — расслабиться в горячей воде. Следующими на очереди были кофе с сигаретой и журнал «Иностранная литература».
В детстве она казалась Максиму загадочной, неприступной, потом он понял, что за равнодушием и отстраненностью нет ничего, кроме птичьего ума размером с лесной орех и замороженного сердца. Мать смотрела на окружающих людей, как на вещи — удобные или неудобные для использования. Ребенок явно не годился ни для чего.
