— Я ваш должник, — сказал Рамзан. — Ну, что делать, если он такой ишак! Я ему сто раз говорил, а он не слушает. Не могу же я его бросить одного! А вдруг этот его план все-таки сработает?
— Не хотелось бы, — вторя мыслям Рамзана, пробормотал с заднего сиденья старший сержант Зарипов.
Залина что-то говорила брату, показывая рукой на противоположную сторону улицы. Рамзан посмотрел, куда она указывает, и подавил горестный вздох: эти глупые дети старательно разыгрывали свой любительский спектакль, повторяя буквально каждый шаг покойной Марьям. Залина показывала на тот самый магазин, куда, если верить словам Патимат Джафаровой, перед своим необъяснимым исчезновением зашла Марьям. «Ишак, — жалея, что ввязался в эту чепуховую историю, подумал о старом друге Рамзан. — Глупый, упрямый ишак, и больше ничего!»
Залина перешла улицу и скрылась в магазине. Немного помедлив, Мамед Джабраилов последовал за сестрой. Перед тем, как войти в магазин, он оглянулся и бросил на «уазик» долгий, многозначительный взгляд. «Ты еще ручкой помаши, — с досадой подумал Рамзан. — Самый настоящий ишак!»
Позади, скрипя пружинами, опять завозился Зарипов. Потом он вполголоса помянул шайтана. Сидевший рядом с ним Магомед Юсуфов коротко зашипел от боли, а следом послышался характерный лязг, который было невозможно с чем-то перепутать: похоже, Зарипов уронил автомат, и тот, падая, больно съездил соседа по колену.
— Куда ты ползешь, шайтан! — кряхтя, костерил свое табельное оружие неуклюжий старший сержант. — Как живой, клянусь, так и норовит под сиденье спрятаться! Стой, тебе говорю!
Он тяжело возился сзади, толкаясь плечами и локтями в спинки сидений и огрызаясь на Магомеда, который пытался ему помочь. Рамзан и старшина одновременно оглянулись, чтобы посмотреть, в чем проблема: помочь старшему сержанту они, естественно, не могли, но и оставаться безучастным не было никакой возможности.
В этот момент появившийся словно бы ниоткуда дряхлый «фольксваген» с пустой грузовой платформой, завизжав тормозными колодками, остановился у обочины прямо перед «уазиком». Загорелись белые огни заднего хода, дребезжащая немецкая полуторка попятилась и замерла в полуметре от радиатора милицейской машины.
— Вот баран, — прокомментировал действия водителя «фольксвагена» Рамзан, кладя ладонь на рычаг коробки передач, чтобы сдать назад и объехать неожиданно возникшее на пути препятствие.
Сзади, почти впритирку к его заднему бамперу, резко остановился белый джип, вид которого наводил на мысль об угоне, совершенном где-нибудь в Москве — то есть сначала в Европе, а потом уже в столице Российской Федерации.
— Сейчас разберусь, — с угрозой в голосе пообещал Умаров, кладя ладонь на дверную ручку. — Разве не видят, что тут милиция! Я им покажу, как мешать представителям правоохранительных органов нести службу! Совсем власть не уважают, что хотят, то и делают!
Его намерениям не суждено было осуществиться. Этому воспрепятствовала «ГАЗель», которая остановилась слева от них, окончательно закрыв классическую «коробочку». Не хватало только машины справа, но ее с успехом заменяли росший на газоне тополь и высокий кирпичный забор чьей-то усадьбы. «ГАЗель» была пассажирская, баклажанного цвета, с синей полосой вдоль борта, на которой белыми буквами было написано слово «МИЛИЦИЯ». Ниже красовался герб Махачкалы, порядковый номер и еще одна надпись белыми буквами, которая гласила: «Кировский РОВД г. Махачкалы».
Эта надпись почему-то очень не понравилась Рамзану Якубову, но он не успел разобраться в своих ощущениях, потому что дверца микроавтобуса открылась, и оттуда легко выпрыгнул незнакомый ему майор — дочерна загорелый, усатый, поджарый, как гончая или горный волк, с кобурой, сдвинутой на живот, как у офицера битого немецкого вермахта. Сделав всего один шаг, майор очутился лицом к лицу с Рамзаном, отделенный от него только дверцей «уазика», с которой по случаю жары было снято стекло.
Справа, небрежным толчком захлопнув дверь, которую так и не успел толком открыть старшина Умаров, возник еще один милиционер. Погоны у него были капитанские, а физиономия такая, что впору детей пугать. Рамзан, и сам отличавшийся крепким телосложением, по достоинству оценил ширину и крутизну плеч, на которых капитанские погоны выглядели какими-то ненастоящими, будто игрушечными, а также толщину перевитых узловатыми веревками могучих мускулов предплечий, что выглядывали из коротких рукавов летней форменной рубашки. Ручищи у капитана были волосатые, как у самца гориллы, а череп — выбритый до зеркального блеска. Из-под околыша фуражки по лоснящимся вискам стекали капли пота.
— Халтурим, сержант? — с нехорошей улыбкой поинтересовался майор, недобро поблескивая притаившимися в тени козырька глазами. — Используем служебное положение в личных целях?
Рамзан открыл рот, чтобы ответить, но не успел даже этого: справа послышался приглушенный хлопок, и отброшенный выстрелом старшина Умаров, пачкая все вокруг себя кровью, хлеставшей из простреленной головы, навалился на него всем своим немалым весом.
— Это нехорошо, — закончил свою речь майор, поднял руку и выстрелил Рамзану Якубову в лицо из старого, но безотказного армейского «кольта» с глушителем.
Сидевший позади Рамзана младший сержант Магомед Юсуфов попытался передернуть затвор автомата, и тут его сосед и коллега, старший сержант Зарипов, коротко, без замаха ударил его в бок ножом. Юсуфов ахнул, словно от удивления, и выронил автомат. Зарипов ударил второй раз; широко открытые глаза младшего сержанта стали бессмысленными, разинутый рот искривился в мучительной гримасе, и из него на подбородок волной хлынула темная кровь. Гориллоподобный капитан добил его выстрелом в голову и прицелился в искательно улыбающегося, забрызганного чужой кровью Зарипова.
— Не надо так шутить, — пробормотал старший сержант, глядя в черный зрачок пистолетного дула. — Я все сделал, как договаривались.
— Мы с тобой ни о чем не договаривались, — сказал майор. Это была правда: и его, и капитана Зарипов видел впервые. — И потом, сам подумай: ну, что ты скажешь, когда тебя спросят, как было дело? Из четверых выжил один, да и на ноже твои отпечатки…
— Я… — начал старший сержант, преданно глядя в затененные козырьком глаза, но не договорил: капитан, от которого он опрометчиво отвернулся, хладнокровно спустил курок.
Зарипов ткнулся лицом в спинку переднего сиденья и затих.
Солнце ярко светило с ясного полуденного неба, листва пирамидальных тополей блестела в его лучах, как окрашенная в темный защитный цвет стальная чешуя. По улице сновали взад-вперед автомобили, шли, переговариваясь и смеясь, легко одетые люди. Они обходили стороной две стоящие бок о бок милицейские машины, подле которых топтался угрюмый и потный автоматчик в бронежилете. Картина была привычная и уже давно не вызывала никаких чувств, кроме желания держаться подальше.
Происходящая средь бела дня на глазах у всего города кровавая работа заняла не более полутора минут, после чего нагруженная трупами милицейская «ГАЗель» фыркнула глушителем и укатила. Грузовой «фольксваген» тоже удалился в неизвестном направлении, громыхая разболтанными бортами и, как подбитый «юнкерс», волоча за собой шлейф густого черного дыма.
