На подоконнике, среди кусочков, обрезков, подушечек с иголками и булавками, катушек с нитками и прочей швейной дребедени, как и положено, стояли две трехлитровые банки с камушками, а за ними, все так же искажаясь и кривясь, прятался газетный портрет Алана Владимировича. Под окном скромно мостилась всегда раскрытая ножная швейная машина, заваленная какими-то тканями и буквально задавленная единственным соразмерным самой комнате предметом – непомерной величины столом, на котором Тетя Тамара обычно выкраивала все свои шедевры. На краю этого «футбольного поля» робко ютился небольшой телевизор на невысокой металлической серебряной коробке.
– Все продолжается? – деловито спросила Бабушка, ставя свою сумку и усаживаясь на кушетку.
– Ой, не говори! – вздохнула Тетя Тамара, доставая из горки вазу с печеньем и коробку конфет. – Она же теперь свои две комнаты сдает. И такой устроила террор, такой террор! Она уже заявила, что подаст на меня в налоговую… Погоди, я сейчас, я кофе поставлю…
Тетя Тамара, предварительно выглянув, шмыгнула в коридор. А Бабушка, деловито оглянувшись, скомандовала:
– Маша, ничего без спросу не трогать. Тут иголки, булавки…
Но я и не собиралась. Мое внимание было целиком приковано к черному пол-человеку на длинной палке, внезапно обнаружившемуся за «горкой». У него не было ни рук, ни ног, ни головы! И тем не менее он покорно нес на своих плечах незастегнутый длинный, хитро и забавно составленный из белых и голубых кусков плащ, что придавало этой «фигуре» еще более ужасающее сходство со зверски изуродованным обезглавленным человеком.
– Бабушка, кто это? – Теперь и я заговорила хриплым шепотом. – И где у него голова?
– Голова тут не нужна, – отмахнулась Бабушка. – Тетя Тамара кепки не шьет. Хотя, может, и шьет. Это манекен.
– Поставила, – отдыхиваясь, словно после тяжелого бега, доложила Тетя Тамара, врываясь в комнату. – Слава богу, на кухне никого нет. Машенька!
Это Тетя Тамара вспомнила про меня и открыла коробку с конфетами.
– Можешь взять конфетку, и на тебе твое богатство. Бери все, что тебе понравится. Это уже только на подушечки.
Она юркнула под свой швейный стол и выволокла на свет божий огромную картонку из-под телевизора, полную всяческих разноцветных обрезков.
– А мы пока с бабушкой поговорим, кофейку выпьем.
Программа мне была хорошо известна, и я внутренне затосковала. Похоже, примерка «плащика» затягивалась на весь день.
– И кого она поселила?
– Ой, не спрашивай! – невесело начала жаловаться Тетя Тамара, вынимая из «горки» тоненькие, маленькие, похожие на раскрывшиеся цветочные бутоны кофейные чашечки и накрывая на стол. – В маленькой комнате еще ничего – девочка Леночка, откуда-то с Украины. Тихая, хорошая, скромная. В высшей какой-то школе чего-то учится, зубрит все время какие-то цифры и графики… Посинела вся, иссохла от этой зубрежки. Ее почти никогда дома не бывает – она секретаршей у какого-то босса в конзе… конза… тьфу, черт…-тинге работает. А во второй – довольно приятная женщина с ребенком жила, сейчас съехала. Ты представляешь? Ребенок у нее как-то заболел, она повезла его куда-то под Москву к матери. Так эта…
Тут Тетя Тамара захлебнулась от возмущения и чуть не уронила изящную сахарницу.
– Так эта тут же ее комнату сдала! След простыть не успел! При этом жилица ей деньги за месяц вперед отдала! Но, однако, двери за ней не успели закрыться, как она тут же все носки-трусы с игрушками из шкафов повыгребала, в угол на пол свалила и сдала комнату какой-то паре! Они…
Тут Тетя Тамара метнула в меня тревожный взгляд и понизила тон:
– Они тут трое суток из койки не вылезали… Он изволил в одних трусах по коридору в туалет шлепать… Ну и… сама понимаешь…
Я сделала вид, что сосредоточенно изучаю кусочек парчи.
– Тетя Тамара, а это взять можно?
– Можно, детка, можно, – закивала Тетя Тамара и уже нормальным тоном продолжила: – А жилица через три дня возьми да и вернись! Такой скандал был, такой скандал! Ой, кофе!
И Тетя Тамара опять убежала. Бабушка встала, прошлась по комнате и подошла к пугавшему меня полчеловеку.
– Красивый плащ… Плечи подложены… Какая же она умелица!
С дымящимся кофейником в руках в комнату снова «занырнула» Тетя Тамара.
– А теперь в той комнате кто живет? – поинтересовалась Бабушка.
– Ой, не спрашивай, – опять тяжело вздохнула-всхлипнула Тетя Тамара. – Маленький такой мужчина, но хороший, интеллигентный – то ли армянин, то ли азербайджанец… Машина у него такая серебристая, красивая. У себя там он, кажется, главврачом чего-то был… А тут, как водится, чем-то торгует. Так она…
Тут Тетя Тамара выразительно показала на меня глазами, и Бабушка, подойдя ко мне, зажала уши руками. Но до конца у нее это не получилось, поэтому я все равно все услышала.
– Так она, представляешь, – патетическим шепотом залопотала Тетя Тамара, – в первую же ночь, как он въехал, к нему в комнату дверь открыла, подушку на его кровать плюхнула, и… такая у них тут музыка пошла. Я совсем спать не могла, эта комната-то напротив моей… И теперь вот опять беременна. Уже трое бегают… Этим жрать нечего, а она снова с пузом…
– Как же нечего? Она же комнаты сдает? Не бесплатно же!
– Ой! – махнула рукой Тетя Тамара. – Она бизнес развивает – магазинчик какой-то держит. Чем-то торгует – до сих пор не разберу чем. Сейчас вот колоссальные деньги на какой-то сайт требуются… или нет, Интернет… нет… черт его знает, не понимаю я в этом… Ну, давай кофе пить, потом мерить будем.
К этому моменту я уже перебрала все лоскутки и изрядную цветную стопочку принесла на стол.
– Тетя Тамара, я возьму?
– Конечно! – не глядя, согласилась та и протянула мне печенье. – Ты с нами чайку попьешь?
– Не-а, – безрадостно протянула я, но печеньку взяла. – Я так подожду.
– Ну, подожди, подожди, мы сейчас, быстренько.
Делать было решительно нечего. Послонявшись по комнате и с опаской косясь на безногого черного полчеловека, я подошла к окну.
– А чего же ты свою вторую комнату тоже не сдашь? – спросила Бабушка.
– Что ты, что ты! – чуть не подавившись горячим кофе, замахала руками Тетя Тамара. – Тут такой террор, такой террор! К армянину-то к этому давеча законная жена приезжала. Так эта ее на порог не пустила! Представляешь??? Какое там!
Тетя Тамара перелила ароматную жидкость из турки в хрупкий сервизный кофейник и стала разливать по чашкам.
– Я с ней ругаться не могу! Пока муж был, тут еще хоть как-то жить можно было. А сейчас… Она зенками своими как зыркнет на меня, все внутри так и обмирает…
