Но я уже не хотела пить. Я хотела только к Бабушке. Воспользовавшись тем, что Терентий завозился у стола, я, аккуратно попятившись, рванула обратно в комнату Тети Тамары.
– А пить? – насмешливо неслось мне вслед. – Терентий, уже не надо. Она уже расхотела.
С выпученными глазами, задыхаясь, я обогнула шкаф.
– Что? – тревожно спросила Бабушка.
– Там… там… Тетя Варя… – И я пулей промчалась назад к окну.
Тетя Тамара схватила из горки чистый фарфоровый кофейный бутон и плеснула в него воды из банки.
– Вот я дура! – ругала она сама себя. – Надо было тебя туда не посылать. Но там же никого не было…
– Ничего, – сурово произнесла Бабушка. – Жизненные трудности… Пусть закаляется. Ей с разными людьми дальше дело иметь придется.
– Ну не с малых же лет такая жуть, – поила меня водой Тетя Тамара. – Деточка, тебе, наверное, с нами скучно. Чем же тебя занять? А… что ж я сразу не догадалась…
Она бросилась к маленькому черному телевизору, нажала какую-то кнопочку на серебристой коробочке и стала судорожно шарить на этажерке.
– У меня мультиков, к сожалению, нет, – растерянно говорила она, чем-то гремя и что-то перебрасывая. – Зато… зато вот что у меня есть!
Она торжествующе достала пластиковую коробочку, вынула оттуда кассету и запихнула ее в серебристый прямоугольник под телевизором.
– У тебя появился видеомагнитофон? – с удивлением осведомилась Бабушка.
– Это… подарок, – застенчиво зарделась Тетя Тамара.
– Клиенты у тебя, однако… щедрые, – покачала головой Бабушка.
– Это не клиенты… Это… я, собственно, и позвала тебя рассказать… Сейчас…
Тетя Тамара, щурясь и напряженно соображая, нажимала какие-то кнопочки, дергала какие-то рычажки до тех пор, пока на экране под грозную, помпезную, тревожную музыку в черной, мутной ночной дали не проступила почему-то только до половины освещенная, стоящая на высочайшем прямоугольном постаменте грузная фигура с непонятным ярким круглым светлым пятном над головой.
– Это вот фокусы. Люда, ты про Дэвида Коперфильда уже слышала? Феноменальный мальчик… Такое творит…
– Слышала. – Бабушке было явно не до какого-то Коперфильда.
Наливая себе из фарфорового кофейника очередную порцию, она чуть не переплеснула бурую жижу через край – так внимательно и цепко смотрела на Тетю Тамару.
– Ну вот. – Та сделала погромче, и музыка прямо ударила по ушам. – Ты, деточка, посмотри. Это целый фильм про знаменитого фокусника, он длинный. Но тебе точно будет интересно. А мы с бабушкой пока пошепчемся.
И она рысцой потрусила к кружевному столику, а на меня, в ореоле ночной мглы, с экрана крупным планом глянула… бледная физиономия Тети Варвары. Угрожающе подняв дюжую, жилистую правую руку, она угрюмо и строго смотрела куда-то вниз, и острые конусы с ее диадемы за счет подсветки у своего основания казались стартующими и разлетающимися в разные стороны света космическими ракетами.
– Бабушка, кто это??? – закричала я.
– Статуя Свободы, – едва глянув в экран, бросила Бабушка и обратилась к Тете Тамаре: – Так что ты хотела мне сказать?
Совсем покрасневшая, прямо покрывшаяся какими-то неровными багровыми пятнами, засмущавшаяся Тетя Тамара, любовно не сводящая взгляда с экрана, тихо произнесла:
– Вот, Люда, он у меня такой же…
В кадре в этот момент, сменив Тетю Варвару, нарисовалось крупное овальное мужское лицо с внушительным носом, кудрявыми, тщательно уложенными черными волосами и огромными влажными, как у теленка, черными глазами, смотревшими кротко и ласково.
– Кто?
– Он… – Тетя Тамара, еще секунду полюбовавшись, отвернулась и, прорываясь сквозь торжественно трубящую музыку, стала рассказывать: – Он примерно полгода назад пришел ко мне кожаную куртку шить. Потом принес рубашку, которая почему-то морщила… Потом – пиджак… Потом я ему брюки подрубала… А потом он… сделал мне предложение…
И она почему-то заплакала.
В этот момент к Тете Варваре в ночном беспросветном мраке, как большая акула, стал аккуратно подбираться вертолет. Молодой человек в его кабине, через лобовое стекло, словно ожившая кукла, глядел, не мигая, своими огромными черными сливами прямо перед собой и сам себе чему-то загадочно улыбался.
– Я же к Матронушке все же еще раз съездила, – всхлипывая, рассказывала Тетя Тамара. – Попросила ее, как вы с Раей и сказали… И вот… через месяц он появился… Полгода ко мне ходил… Садился вот тут и смотрел на меня молча…
Меж тем вертолет приземлился. На фоне величественной, упирающейся головой в небо Тети Варвары, чью мощь подчеркивали струящиеся и развевающиеся вокруг нее многочисленные простыни, в которые она была укутана, худой, как стручок, молодой человек в короткой, какой-то «подстрелянной» кожаной черной курточке выглядел маленьким черным кузнечиком. Но, однако, он своим воловьим взглядом отважно смотрел ей прямо в глаза.
– Бабуля, – не выдержала я. – А почему Свобода в простынях?
– Не говори глупостей! – отмахнулась от меня Бабушка. – Она в пеплосе. Это греческая одежда такая. Смотри, что будет дальше, и… дай поговорить. Так чего же ты плачешь, дурочка?
Последний вопрос был обращен явно не ко мне, а к старательно утиравшей нос салфеткой Тете Тамаре.
– Людочка, – взрыднула в ответ Тетя Тамара. – Он же на двадцать пять лет моложе меня!
В кадре в этот момент появилась вертлявая ведущая и начала что-то долго болтать. Это было совсем неинтересно, и я напряженно прислушивалась к тому, что происходило за кружевным столиком.
А там разыгрывалась подлинная трагедия. Тетя Тамара, сморкаясь в десятую салфетку, отчаянно рыдала, а Бабушка, грозно сдвинув брови, молчала.
На экране камера вдруг крупным планом выхватила мощный монолитный, совсем не женский бетонный кулак, в котором каким-то дьявольски-желтым светом полыхал бетонный факел.
– Это ты что же, альфонса себе на шею посадить захотела?
– Не‐е‐е‐е‐ет! – захлебывалась Тетя Тамара. – Он мне месяц назад все свои деньги принес. Мы сложили с моими и отнесли в «МММ»…
– Куда??? Зачем???
Слезы словно мгновенно высохли на щеках у Тети Тамары:
– Как зачем? Ты понимаешь, что здесь с ним жить нельзя??? Она же его у меня уведет! Нам нужна отдельная квартира.
Вертолет снова тревожно закружил вокруг грузного истукана в хламиде. Молодой человек, мужественно и бесстрашно, отсверкивая на Тетю Варвару сатанинскими искорками своих дерзких, бесстыдных глаз, командовал что-то в большую черную рацию.
– Молодец, Матронушка, не подвела! – Бабушка удовлетворенно откинулась на хрупкую гнутую спинку венского стула. – Тогда и плакать нечего! Это же счастье!
