Но завтракать я так и не пошла. Ни сегодня, ни завтра, ни послезавтра. Как, впрочем, и умываться и переодеваться – тоже. Как, впрочем, и спать в кровать.
Я сидела на подоконнике и, прижав щеку к стеклу, ждала, когда в толпе мелькнет Бабушкино пальто. Света сперва уговаривала меня, потом ругала, потом даже расплакалась.
Дважды забегавший к нам «в гости» Мой Дядя Володя силой относил меня в кровать, и дважды с диким скандалом я возвращалась на свой подоконник.
– Ой, Володь, не трогай уже ее. Ты уйдешь, я же не смогу ее таскать. Пусть сидит.
Бим делил свой досуг между подоконником рядом со мной, где, вытягиваясь в струнку и ставя уши, он лаял на пробегавших внизу собак, и моей кроватью, где, сокрушенно вздыхая, сворачивался плотным колечком, прикрывая свой непонятного цвета нос пушистым хвостом.
Понимал меня только Слоник.
– Вот, представляешь, – шептала я ему в его большое мягкое ухо, – пойдем мы с тобой в сад или ляжем, а бабуля наша из автобуса выйдет, и мы ее не увидим!
И хотя Слоник молчал в ответ, но я точно знала, что он со мной согласен.
Невзирая на уговор с Моим Дядей Володей, по-прежнему не согласна была только Света. Чего она только не делала! Предлагала мне конфеты, печенье, поплавать в ванне с уточкой, сходить с ней к Володе посмотреть, как он белит потолок и красит стены, и даже – ту самую подарочную куклу! И даже – один раз! – мороженое!
Но все же ей вскоре тоже пришлось начать ждать Бабушку. Через три дня она перенесла в мою комнату одолженную по этому случаю у соседей раскладушку, свои бумажки и пишущую машинку, а на меня на ночь стала накидывать одеяло. Еду она мне тоже носила на подоконник. Несмотря на то что Бим дежурил в эти моменты возле в надежде, что я уроню что-нибудь вкусное, ела я очень аккуратно, ничего на одежду не роняла, иначе пришлось бы слезать и переодеваться – а я же не могла отойти, я же обещала ждать Бабушку!
На четвертый день Свету серьезно озаботило то, что мы не выходим гулять.
– Машуль! Вон во дворе детки гуляют! Твоя подружка вынесла свою новую куклу! Пойдем попросим ее дать тебе с ней поиграть!
– Нет, не могу, – твердо говорила я, прижимая к себе своего старого друга Слоника.
– Хорошо, – уговаривала меня Света. – Ты не хочешь гулять. Подумай обо мне! Мне врач сказал, что обязательно нужно выходить из дому. Анечке нужен воздух!
Но мне не было дела до какой-то там будущей Анечки!
– Я жду Бабушку, она скоро выйдет из автобуса и пойдет мимо дома к подъезду.
– Да не скоро еще! – кричала в отчаянии Света. – Что же ты такая упрямая! Ты же простудишься от стекла! Ну, нельзя же так сидеть без движения!
Но я была непреклонна.
– Мама! Я не знаю, что с ней делать! – жаловалась Света в телефонную трубку, когда Бабушка один раз позвонила вечером. – Скажи ей сама!
Я птицей спорхнула с подоконника и приникла к микрофону.
– Бабушка! Я тебя очень-очень жду! – кричала я. – Возвращайся быстрее!
– Ты не слушаешься Свету! – восклицала Бабушка, и ее голос с трудом пробивался через какие-то поскребывания и потрескивания. – Я на тебя очень сержусь!
И я представляла себе, какое огромное расстояние сейчас между нашими телефонными аппаратами и что это ветер, мешая нам разговаривать, гонит по бескрайним полям сухие кусты и дождь лупит по мокрым дорогам и кочкам.
– Я слушаюсь! Слушаюсь! Я тебя жду!
Лишь когда Света шла мыть посуду или полы или разговаривала на кухне с выгулявшим Бима или принесшим продукты из магазина Моим Дядей Володей, я пулей срывалась в туалет, оставляя Слоника на боевом посту:
– Смотри, Слоник, не пропусти Бабушку! Как только увидишь ее пальто – труби!
Но утро сменяло ночь, дни шли за днями… Слоник молчал, а из автобуса по-прежнему выходили все, кроме Бабушки. Кто-то выскакивал пулей и бежал, догоняя какие-то свои важные дела. Кто-то, неловко выставляя вперед себя сумку и с трудом держась за поручень, срывался наконец на тротуар. Мальчишки, толкаясь, вываливали из дверей, мутузя друг друга портфелями и отчаянно вопя… Двери закрывались, автобус уезжал… Через десять-пятнадцать минут подходил другой…
«Вот в этом она точно приедет, – думала я, глядя, как водитель плавно подруливает к остановке. – Вот сейчас откроются двери…»
Сердце билось очень часто… я затаивала дыхание… мужчина с папкой… женщина с авоськой… девочка с большим бантом на голове… автобус вздрагивает, закрывает двери… нет… Бабушки снова нет.
А потом два или три дня подряд шли дожди. Бим почти не слезал с моей кровати, Света достала из шкафа зимнее одеяло – на раскладушке она мерзла.
За окнами серела такая мгла, что было непонятно, наступал ли вообще рассвет. Мелкая водяная морось буквально висела в воздухе, поэтому перед каждым, кто вставал на нижнюю ступеньку выхода из автобуса, сперва выстреливал зонтик, загораживая лицо и фигуру. И тогда все подряд мне начинали казаться Бабушкой. Двери открываются… От волнения я почему-то не могла вспомнить, какого же цвета Бабушкин зонтик, и поэтому пыталась угадать. Вот за этим красным… Нет, за зеленым… за вот этим – с большими цветами… Ну не за этим же – огромным и черным…
Настроение у нас со Слоником стало плаксивым. Каждый автобус причинял неимоверную боль.
– Слоник, я жду-жду, но она не приезжает, – шептала я ему ночами в большое ухо, кутаясь в одеяло. – Понимаешь, Слоник, я больше не могу смотреть на эти автобусы, лучше бы они больше не приезжали…
И наконец настал день, когда мы осознали: «Бабушка не приедет никогда!»
Первым это понял Слоник. Он просто выпал у меня из рук и скатился с подоконника на пол.
Черное, набухшее, низкое небо только что начало сереть. Света тревожно посапывала на раскладушке.
Следом с меня сползло одеяло.
За окном, все так же прикрываясь зонтами, семенили сонные люди. Все они были не Бабушкой.
«Я не буду больше смотреть на них, не буду!» – решила я и медленно съехала с подоконника на пол. Сонный Бим выполз из-под кровати, вяло махнул хвостом и ушел обратно.
От стука проснулась Света.
– Ты ударилась? – подхватилась она. – Или, слава богу, образумилась? Ну, иди, иди в кроватку… Я тебя укрою… Пить хочешь?
Но я ничего не хотела. Я легла лицом к стене и стала рассматривать тысячу раз виденных, досконально изученных мной оленей на коврике. Они тревожно вздымали рога и прислушивались – раньше я думала, что они тоже ждут Бабушку. Но теперь я точно знала: они просто почуяли волка.
В тишине комнаты слышно было только, как цокают ударяющиеся в валик пишущей машинки буковки, нажимаемые на клавишах быстрыми Светиными пальчиками. Дождливый день натужно расцвел сереньким рассветом.
