А Сальников смотрел мне в глаза и улыбался. Он знал, о чем я думаю, и заранее торжествовал. Сейчас я возьму в руку орудие убийства и стану главным виновником преступления.
– Ты меня за идиота держишь? – сказал я, отдернув руку.
– Не понял? Ты что, не хочешь за Лику отомстить? – нахально улыбаясь, спросил он и кивком показал на труп охотника в камуфляжных шортах: – Не хочешь его убить?
– Ты его уже убил.
– Значит, я за нее отомстил, а ты говно, – предостерегающе глянул на меня Сальников.
Я, конечно, мог возмутиться, но из себя лучше не выходить: один резкий выпад в его адрес, и я стану четвертым трупом. Он мог убить меня прямо сейчас и сделать крайним. «Гражданин Крымов застрелил троих, но пал в неравном бою…» Эта фраза прозвучала у меня в голове под гул набатного колокола.
Опасный он человек, этот Сальников. И хитрый. А оттого еще более опасный. Я это понимал, но никак не мог избавиться от желания перечить ему.
– А может, это не он ее убил.
– А кто?
– Их там двое было, а здесь только один.
– Второго я на реке подстрелил. Может, наглухо.
– Да, стрелять ты умеешь.
– Не промахнусь, – хмыкнул Сальников и, кивком показав на труп, добавил: – Глянь, что там у них в карманах. И все на стол.
– Я?!
Он покачал головой, не сводя с меня глаз и советуя мне этим жестом не прекословить. Патронов у него еще много, а места на дне морском еще больше.
Я кивнул, принимая его волю: что-то не хотелось мне кормить рыб.
В карманах у камуфлированного я нашел только водительские права на имя Зотова Константина Евгеньевича и техпаспорт на «Ленд Ровер», деньги, кредитную карточку и мятый носовой платок с кровью на нем. Зато в рюкзаке у него целая кладезь – патроны в магазинах и коробках, несколько противопехотных гранат, запасной глушитель к «узи», а также армейский сухпаек в пластиковой упаковке. К лямке рюкзака прикреплена была рация, ее я тоже положил на стол рядом с оружием, за перемещением которого Сальников следил очень внимательно, с напряжением на спусковом крючке своего пистолета. А ведь я действительно мог его пристрелить. Во всяком случае, было такое желание.
Рюкзак был только у него, у длинношеего и «плачущего» были мужские кожаные сумки для документов. Права, техпаспорт, ключи от машины с эмблемой «БМВ», деньги, несколько запасных обойм. Права оформлены на Баланчина Юрия Никитича, на фотографии был изображен мужчина со шрамом под глазом. На длинношеего прав мы не нашли, но на него, возможно, был оформлен «Икс-пятый» «БМВ». Если он Жихарев Павел Дмит- риевич.
Сальников включил рацию на прием, и мы услышали низкий мужской голос:
– Костя?
Семен не стал выдавать себя и, отключив рацию, заметил:
– Жаль, не застрелил я второго… – Потом посмотрел на стол, задумчиво спросил: – Ключей от машины у Кости не было? – И добавил: – Значит, этот подстреленный сейчас где-то в машине.
– У этих были, – кивком показал я на Баланчина, чья голова лежала в луже крови.
Но у них внедорожник одной марки, а у Зотова другой. Двумя экипажами на Сальникова охотились. А может, и тремя. Возможно, на подходе вторая партия киллеров, а Сальников и не чешется. Даже телевизор не включает. Спокойный, уверенный, как будто знает, что опасность миновала.
– У этих все уже в прошлом, – усмехнулся он. – Тебе знакомо такое чувство, когда нет будущего?.. Привыкай к новым ощущениям.
А ведь я действительно испытывал чувство безысходности. Сальников еще не застрелил меня, но я уже не видел своего будущего.
– Охотятся на тебя, а не на меня, – сказал я, исподлобья глянув на него.
– Некому больше охотиться… – качнул он головой. – Во всяком случае, сегодня.
– А раненый?..
– А недобитка грохнешь ты.
Я возмущенно глянул на Сальникова, и он добавил с едкой насмешкой:
– Или он грохнет Марту. Ты этого хочешь?
– Марта – твоя жена.
– Не понял? Ты сунул свой нос в наш дом, а теперь твоя хата с краю? Сказать, кто ты?
Я не ждал от него лестных отзывов, поэтому поторопился сменить тему:
– С трупами что делать будем?
– Ты должен защитить Марту. И отомстить за Лику. Ты меня понимаешь?
Я просто обязан был сказать «да», иначе Сальников меня убьет. Именно это я и должен был понять. Но разве я сам не хотел защищать Марту? И за Лику неплохо было бы отомстить… Все это так, но, призывая себя к такому действию, я понимал, что собираюсь плясать под дудочку Сальникова. Пока не грохну его… Если смогу. Я ведь никогда еще в жизни не убивал человека.
– Это хорошо, что ты меня понимаешь, – глядя на меня, в раздумье кивнул Сальников.
– Как они тебя нашли? – спросил я, взглядом показав на Зотова.
– Ну, ты же как-то нашел.
– Я видел тебя на кладбище… Но думал, что это двойник…
– А двойник откуда взялся?.. Не нравился мне Паша. Никогда не нравился.
– И Артем такая же мутная личность.
– Разберемся… И с Катышевым разберемся.
– Как? – спросил я.
Сальников смотрел на меня долго, вдумчиво, наконец, улыбнулся:
– Не терпится сунуть нос в очередную задницу?
– Почему не терпится? – качнул я головой, осаживая себя. Действительно, какое мне дело до какого-то там Катышева? Мне бы из этой истории выкарабкаться.
– Потому что на жену мою запал… Баба она красивая, не вопрос. Меня самого, помню, судорогой сводило. Глянешь, бывало, на нее, и все нутро колом стоит. От любви… Любил я ее очень. Залезешь, бывало, на нее и любишь, любишь!.. Аж самому завидно… А тебе?
Он смотрел на меня, провоцируя на возмущенную реакцию. Жену не постеснялся унизить, лишь бы вывести меня из себя. Жену, которая любила его больше жизни. И так мне стало обидно за Марту. Да и за себя захотелось спросить. А удар у меня мощный. И я с удовлетворением отметил это, глядя, как Сальников укладывается на пол. Не уловил он размашистый боковой справа, не закрылся, не ушел. Упав на локоть, он тут же лег на спину и направил на меня пистолет. Я, конечно, боялся смерти, но сейчас во мне клокотала злоба, она заглушала этот страх, перехлестывая через край.
– Это тебе за кладбище! – сказал я, с ожесточением глядя на него.
– А это тебе! – кивнул Сальников и выстрелил.
Я видел, как из ствола с грохотом вылетает огонь, даже пулю заметил, которой прошла у меня над головой. В животе как будто мешочек со студеной водой лопнул, внутри все заледенело.
– Страшно? – спросил Сальников, поднимаясь. В ушах звенело, но все же я слышал его. – А на кладбище я тебе хорошо врезал!
