В это время император учредил Государственное казначейство; его недовольство против Барбе-Марбуа прошло, он снова назначил его председателем Казначейства.
В сентябре этого года австрийский император женился во второй раз – на своей двоюродной сестре, дочери покойного эрцгерцога Фердинанда Миланского (Марии Людовике Моденской. – Прим. ред.). Вскоре после этого его брат, Фердинанд III, великий герцог Вюрцбургский и Тосканский, приехал в Париж.
Двор увеличивался с каждым днем благодаря приезду значительного числа знатных лиц. К концу сентября было решено отправиться в Фонтенбло, где желали продемонстрировать большую пышность. Хотели устроить празднества в честь свадьбы короля Вестфальского и принцессы Екатерины; туда должны были отправиться лучшие актеры и музыканты Парижа; двор получил приказание быть в самых лучших нарядах. Каждый из принцев и принцесс императорской фамилии должен был иметь отдельный стол, так же, как и те из министров и сановников, которые сопровождали императора.
Двадцать первого сентября Бонапарт уехал с императрицей, а вскоре в Фонтенбло приехали голландская королева, король и королева Вестфальские, великий герцог и великая герцогиня Бергские, принцесса Полина, мать императора, великий герцог и великая герцогиня Баденские, князь-примас, великий герцог Вюрцбургский, принцы Мекленбургский и Саксен-Кобургский и множество других лиц. А также Талейран, который должен был заведовать двором вместе с князем Невшательским, министр иностранных дел, государственный секретарь Маре, главные чины императорского двора, министры Итальянского королевства, известная часть маршалов, назначенных для этого путешествия, Ремюза, несколько камергеров, статс-дамы, фрейлины и некоторые из придворных дам.
Я возвратилась в это время из Ахена, и так как мое имя стояло в этом списке, то, проведя несколько дней в Париже, чтобы повидаться с матерью и детьми и приготовить свои туалеты, я отправилась в Фонтенбло, чтобы присоединиться к придворным и моему мужу.
Двадцатого сентября маршал Данн был назначен командиром Швейцарского полка.
Глава XXVI
1807 год
Могущество императора – Противодействие англичан – Жизнь императора в Фонтенбло – Спектакли – Тальма – Король Жером – Принцесса Баденская – Великая герцогиня Бергская – Камбасерес – Иностранные государи – Испанские дела – Предчувствия Талейрана – Ремюза назначен директором театров – Богатство и стесненное положение маршалов
Если мы представим себе, что человек, которому не были известны предшествующие события, вдруг очутился перед великолепием этой королевской резиденции и поражен властным видом государя и рабски-почтительным отношением к нему окружающих его знатных лиц, то он увидел бы (или ему казалось бы, что он видит) государя, спокойно занимающего самый великий трон во всем мире в силу тех прав, какие дают ему могущество и законность
[159].
Бонапарт был в то время королем для всех и для себя; он забыл о прошлом и не боялся будущего; он шел твердым шагом вперед, не предвидя никаких препятствий, или по крайней мере с уверенностью, что легко преодолеет те, что встретит на своем пути. Ему казалось, да и нам всем также, что он не может пасть иначе, как в результате какого-нибудь неожиданного и странного события, которое непременно произведет катастрофу, и катастрофу всеобщую, так как его должно было поддерживать множество интересов, связанных с порядком и спокойствием, которые как будто бы были предназначены для этой цели свыше. В самом деле, господин или друг всех континентальных королей, союзник многих из них благодаря договорам и бракам, заключенным в иностранных государствах, уверенный в Европе благодаря произведенным им разделам, поставивший вплоть до самых отдаленных границ многочисленные гарнизоны, которые гарантировали ему исполнение его воли, абсолютный обладатель всех средств во Франции, владеющий огромным богатством, человек, находящийся в полном расцвете сил
[160], которым восхищались, которого боялись и, в особенности, которому повиновались, – казалось, он преодолел все препятствия.
Но при всей его славе в глубине его души скрывался гложущий червь – угрызения совести. Единственное в своем роде событие в истории, Французская революция, не для того создало всеобщий подъем, чтобы утвердить деспотическую власть. Просвещение века, развитие правильных понятий, дух свободы вели борьбу против него и должны были разрушить это великолепное сооружение власти, созданное в противоположность неопределенному наступательному движению человеческой мысли. Очагом этой свободы была Англия. К счастью для народов, Англия была защищена такой преградой, которую не могли преодолеть военные силы Бонапарта. Несколько лье моря послужили защитой для цивилизации, не допустили, чтобы эта цивилизация, повсюду стесняемая, уступила место тому, кто никогда не мог бы победить ее окончательно, но задержал бы ее развитие, может быть, на целое поколение.
Английское правительство, завидующее такому могуществу, колоссальному несмотря даже на неудачу многих предприятий, всегда побежденное, но никогда не впадавшее в уныние, постоянно находило новые средства для борьбы с императором в патриотическом чувстве, воодушевлявшем всю нацию. Эта нация видела себя затронутой в своих интересах и в своем первенстве. Гордость Англии была раздражена, и ее промышленности наносился ущерб теми препятствиями, которые воздвигали против нее; она готова была на все жертвы, которых требовали от нее министры. Были вотированы огромные субсидии для того, чтобы увеличить морские силы, что должно было повести к блокаде всего континента. Короли, страшившиеся силы нашей артиллерии, подчинялись запретительной системе, которой мы от них требовали. Но народы страдали: удовольствия, доставляемые общественной жизнью, потребности, порождаемые благосостоянием, постоянно усиливающееся стремление к материальным благам – все это говорило во всех государствах в пользу англичан. Роптали в Петербурге, на всех берегах Балтийского моря, в Голландии, в портовых городах Франции; и недовольство, которое не осмеливались выразить, сдерживаясь под влиянием страха, пускало в умах корни – и тем глубже, чем больше они должны были окрепнуть, прежде чем это недовольство обнаружится.
