«Комеди Франсез» приезжала в Сен-Клу и ставила трагедии и комедии в небольшом хорошеньком театре, который там был построен. Тогда начались затруднения для Ремюза: как забавлять того, кого Талейран называл «незабавляемым».
Напрасно искали в нашем репертуаре какой-нибудь шедевр, напрасно наши лучшие актеры старались понравиться императору: чаще всего он бывал на этих представлениях рассеян и занят своими планами, хотя вменял в вину первому камергеру, Корнелю, Расину, актерам, что они не умели возбудить с его стороны большого внимания к спектаклю. Нужно сказать, что Бонапарт любил талант Тальма, или, вернее, самого Тальма, с которым был в довольно близких отношениях в юности. Он давал актеру много денег и принимал его запросто; но и Тальма не умел лучше других заинтересовать его. Подобно тому, как больной ставит в вину другим плохое состояние своего здоровья, Бонапарт раздражался, видя, как скользят мимо него удовольствия, доступные для других, и всегда думал, что, браня и мучая, он заставит наконец придумать, что поможет его развлечь. Можно было очень серьезно пожалеть того, кому поручены были его удовольствия. К несчастью для нас, это был Ремюза, и я могу рассказать, как много он страдал от этого.
Император все еще хвалился возможностью бороться против англичан некоторыми успехами на море. Соединенный флот, испанский и французский, часто делал рейды: пробовали защищать колонии, адмирал Нельсон повсюду преследовал нас, расстраивал большинство наших предприятий, но это тщательно скрывали, и, если верить нашим газетам, мы ежедневно били англичан.
Возможно, проект высадки к этому времени уже был оставлен. Английское министерство создавало нам опасных врагов на континенте. Русский император, молодой и независимый по характеру, быть может, уже оскорблялся тем преобладанием, к которому стремился наш император, и подозревал некоторых из его министров в том, что они, в угоду английской политике, желали сделать его нашим врагом. Мир с Австрией висел на волоске, и только прусский король казался нашим союзником.
В августе император отправился в Булонь. В то время в его планы не входило посещение флотилий, он желал сделать смотр многочисленной армии, которая стояла лагерем на севере и которую он хотел двинуть вперед. Во время его отсутствия императрица совершила путешествие на воды в Пломбьер. Мне кажется, что я могу воспользоваться этим перерывом, возвратиться назад и рассказать некоторые подробности о Талейране, которые я, сама не знаю почему, опускала до сих пор.
Известно, каким образом Талейран, уже некоторое время назад вернувшийся во Францию, был назначен министром иностранных дел: стараниями госпожи де Сталь, которая указала на этот выбор директору Баррасу. Во время правления Директории Талейран познакомился с госпожой Гранд
[78]. Хоть уже и не первой молодости, но эта прекрасная индианка еще обращала на себя внимание своей красотой. Она хотела поехать в Англию, где жил ее муж, и отправилась к Талейрану просить паспорт.
Ее визит, ее внешность произвели на него, по-видимому, такое впечатление, что паспорт не был дан или оказался ненужным. Госпожа Гранд осталась в Париже, вскоре стала посещать министерство иностранных дел, а позднее там поселилась. Бонапарт в то время был Первым консулом. Его победы и договоры привлекли в Париж посланников главных европейских держав и массу иностранцев. Люди, вынужденные по своему положению бывать у Талейрана, довольно благосклонно относились к тому, что встречали за его столом и в салоне госпожу Гранд, которая играла роль хозяйки, однако и удивлялись той слабости, с какой Талейран поставил в сложное положение женщину, только красивую, но с умом настолько посредственным и характером настолько тяжелым, что она постоянно оскорбляла Талейрана плоскостями и смущала его покой неровностью своего настроения. У Талейрана в характере всегда было много мягкости и много снисходительного равнодушия к деталям. Им можно повелевать, запугивая его, потому что он не любит шума, и госпожа Гранд довольно ловко пользовалась своим очарованием и своей требовательностью, чтобы подчинять его.
Однако, когда речь зашла о представлении министру жен посланников, появились затруднения. Некоторые из жен не желали быть принятыми госпожой Гранд. Они жаловались, и их недовольство дошло до ушей Первого консула. Он имел с Талейраном по этому поводу решительный разговор и объявил своему министру, что тот должен изгнать госпожу Гранд из своего дома. Как только эта последняя узнала о таком решении, она явилась к госпоже Бонапарт и мольбами добилась от нее обещания устроить свидание с Бонапартом. Едва очутившись в его присутствии, она упала перед Первым консулом на колени и умоляла его отменить постановление, которое приводило ее в отчаяние. Бонапарт был тронут слезами и криками этой красавицы и, чтобы несколько успокоить ее, сказал: «Я вижу только один способ. Талейран должен на вас жениться, – и все устроится. Нужно, чтобы вы носили его имя или перестали появляться». Консул повторил свое предложение Талейрану и дал ему на размышления только двадцать четыре часа. Говорят, Бонапарту доставило злобное удовольствие женить своего министра и он был в восторге от этой возможности приструнить его.
Талейран возвратился к себе, смущенный быстрым решением, которого от него требовали. Его встретили резкой сценой, на него нападали всеми способами, которые должны были окончательно склонить его к согласию. Его торопили, преследовали, волновали, что было противно его натуре. Остаток любви, сила привычки, быть может, даже боязнь раздражить женщину, которую он, конечно, не мог не посвятить в некоторые тайны, привели его к решению. Он уступил, поехал в деревню и отыскал в Монморанси священника, который согласился обвенчать его.
Два дня спустя узнали, что госпожа Гранд стала госпожой Талейран, и все затруднения дипломатического корпуса были улажены. Судя по всему, офицер Гранд, живущий в Англии, хоть и не стремился найти жену, с которой давно порвал, но воспользовался случаем и заставил дорого заплатить за то, чтобы не протестовать против этого брака. Чтобы иметь какое-нибудь развлечение в своем доме, Талейран удочерил маленькую Шарлотту, которая затем воспитывалась у него и которую ошибочно считали его дочерью. Он очень привязался к девочке, заботился о ее воспитании и в 17 лет выдал ее замуж за барона Талейрана (Александра Талейрана-Перигора, своего кузена. – Прим. ред.). Она проявила себя с лучшей стороны и добилась доброго отношения Талейранов, которые справедливо были недовольны этим браком.
Лица, которые знают Талейрана и знают, до какой степени изящным был его вкус, как он привык к тонкому и остроумному разговору, как нуждался во внутреннем покое, очень удивились, что он соединил свою жизнь с жизнью особы, ежеминутно шокировавшей его. Поэтому можно предположить, что его принудили к этому крайние обстоятельства: воля Бонапарта и краткий срок, данный на размышление, помешали разрыву, который, в сущности, больше бы ему подходил.
