Появление русской армии и тяжелые условия, предложенные победителем, привели австрийского императора к решению еще раз попытать счастья на поле битвы. Собрав свои войска и соединившись с императором Александром, он ожидал Бонапарта, который шел ему навстречу. Эти две громадные армии встретились в Моравии близ маленькой деревни Аустерлиц, совершенно до тех пор неизвестной и сделавшейся знаменитой благодаря столь замечательной победе. Бонапарт решил дать сражение 1 декабря, на другой день после годовщины своего коронования.
Князь Долгоруков был послан царем в нашу главную квартиру с предложениями мира, которые, если верить императорским бюллетеням, не могли быть приняты победителем, владевшим столицей неприятеля. Если верить этому бюллетеню, русские требовали возвращения Бельгии и передачи Железной короны другому лицу.
Посланного заставили проехать мимо части армии, нарочно оставленной в беспорядке; он сам был введен в заблуждение и ввел в заблуждение императоров.
В бюллетене рассказывалось, как император, возвращаясь в свой бивуак вечером, сказал: «Вот прекраснейший вечер в моей жизни. Но мне грустно думать, что я потеряю немалое количество этих храбрецов. Я чувствую по тому, как мне это больно, что они действительно мои дети; в самом деле, я ставлю себе в упрек это чувство, потому что боюсь, как бы оно не сделало меня неспособным вести войну».
На следующий день, обращаясь с речью к солдатам, он сказал: «Нужно окончить эту кампанию громовым ударом. Если Франция не может достигнуть мира на иных условиях, кроме предложенных адъютантом Долгоруковым, Россия не получит его, хотя бы ее армия стояла лагерем на высотах Монмартра».
Но в Книге судеб было написано, что настанет день, когда эти армии расположатся лагерем на этих высотах и Александр примет в Бельвиле посланного Наполеона с предложением такого мира, какой он сам продиктует.
Я не буду здесь повторять рассказ об этой битве, действительно сделавшей честь нашей армии. Замечу только, что русский император с благородной искренностью, отлично характеризующей его, сказал, что ничто не может сравниться с распоряжениями императора, которые привели к успеху этого дня, с искусством его генералов и рвением французских солдат. Отборное войско трех наций билось с ожесточением, два императора должны были бежать, чтобы избегнуть плена, и кажется, что, если бы на другой день не было переговоров, русскому императору было бы очень трудно спастись.
Бонапарт почти на поле битвы продиктовал сообщение обо всем, что произошло в первые три дня декабря. Он сам написал известную часть этого сообщения, и это донесение, составленное поспешно, но подробно, очень интересно и теперь – написанное на двадцати пяти страницах, покрытое помарками, ссылками, беспорядочное, порой неясное. Его отослали в Вену Маре, приказав быстро отредактировать и поместить в «Мониторе».
Как только Маре получил этот пакет, он поспешил передать его Талейрану и Ремюза. Они жили тогда во дворце австрийского императора, и все трое заперлись в апартаментах императрицы, занимаемых Талейраном, чтобы разобрать и привести в порядок этот пакет. Почерк императора, очень неразборчивый, и почти полное отсутствие орфографии делали этот труд очень долгим. Затем надо было установить порядок событий, заменить некоторые неправильные выражения более подходящими и, наконец, по мнению Талейрана и к великому ужасу Маре, выбросить некоторые слова, слишком оскорбительные для иностранных государей, и слишком явные похвалы, которые Бонапарт применял к самому себе. Однако постарались сохранить некоторые подчеркнутые фразы, которым император придавал большое значение. Эта работа продолжалась несколько часов и заинтересовала Ремюза, давая ему возможность наблюдать, как различны системы службы у двух министров императора.
После сражения император Франц попросил свидания, которое произошло в бивуаке.
– Это единственный дворец, – говорил Бонапарт, – где я живу в течение двух месяцев.
– Но вы так хорошо им пользуетесь, – отвечал австрийский император, – что он должен вам нравиться.
Уверяют, как передает бюллетень, что император сказал о Франце I: «Этот человек заставляет меня делать ошибку: я должен был бы воспользоваться победой и взять в плен всю русскую и австрийскую армии; но что делать, по крайней мере будет пролито немного меньше слез».
Кажется, из этого же бюллетеня ясно, что царя не тронули. Вот как было рассказано о визите, который нанес ему адъютант Савари:
«Адъютант Наполеона сопровождал австрийского императора, чтобы узнать, согласился ли царь на капитуляцию. Он нашел остатки русской армии без артиллерии, без обозов и в ужасном беспорядке. Была полночь; генерал Меерфельд был отброшен от Гёдинга маршалом Даву, русская армия была окружена, ни один человек не мог бы спастись. Князь Чарторижский ввел генерала Савари к императору.
– Скажите вашему господину, – заявил ему русский император, – что я ухожу, что вчера он совершил чудеса, что этот день увеличил мое восхищение им, что он – избранник Неба, а моя армия сможет сравниться с его армией только через сто лет. Но могу ли я удалиться безопасно?
– Да, ваше величество, – отвечал ему генерал, – если ваше величество признает то, о чем императоры Франции и Австрии договорились во время свидания.
– А что именно?
– Что армия вашего величества возвратится к себе в установленный императором срок, что она очистит Германию и австрийскую Польшу. При соблюдении этого условия я получил приказание от императора возвратиться к нашему авангарду, который вас уже обошел, и подготовить охрану для вашего отступления, так как император желает оказать уважение другу Первого консула.
– Какая гарантия нужна для этого?
– Ваше величество, ваше слово.
– Я даю его вам.
Тотчас же послали к маршалу Даву и передали ему приказание прекратить всякое движение войск и оставаться на месте. Пусть это великодушие французского императора не будет забыто в России так же скоро, как и благородный прецедент, когда император возвратил шесть тысяч человек императору Павлу с такой любезностью и уважением по отношению к нему!
Генерал Савари целый час проговорил с русским императором и нашел его таким, каким должен быть человек сердечный и умный, какие бы неудачи он ни перенес.
Монарх спросил у него о подробностях этого дня.
– Ваши силы были меньше моих, – сказал он, – однако вы оказались сильнее на всех пунктах атаки.
– Ваше величество, – отвечал генерал, – таковы военное искусство и плоды пятнадцатилетней славы. Это сороковая битва, данная императором.
– Это правда, это великий человек в военном деле! Я не в первый раз был в огне, но никогда не претендовал равняться с ним.
– Ваше величество, когда у вас будет достаточно опыта, вы, быть может, его превзойдете.
– Я удаляюсь в свою столицу. Я явился на помощь австрийскому императору; он передал мне, что доволен этим, я – также».
