Генерал Кларк, в настоящее время герцог де Фельтр, в течение трех лет играл довольно большую роль, поэтому, мне кажется, следует рассказать о нем подробнее. Его дядя, сенатор Шэ, ныне пэр Франции, служил до революции секретарем одной кавалерийской части, полковником которой был герцог Орлеанский. Шэ взял с собой своего племянника Кларка и таким образом вытащил его из провинции
[100]. Молодой человек оказался тесно связан с Орлеанским домом, и, быть может, поэтому Бонапарт обвинял его в его тайных склонностях.
Кларк горячо служил интересам революции и в 1794-м и 1795-м годах Комитет общественного спасения даже поручал ему дела, касающиеся военной администрации. Кларк также последовал за Бонапартом в Италию, а позднее был назначен посланником в Тоскану, где оставался довольно долго, но часто писал во Францию, желая добиться назначения и возвращения. Наконец его призвали; он стремился победить предубеждение, которое было у Бонапарта по отношению к нему; он старательно льстил императору, отдался тому порабощению, какого всегда требовал его господин, и наконец был назначен государственным советником и секретарем кабинета.
Кларк оказался хорошим работником, не интересовался никакими развлечениями, обладал умом не глубоким, не изобретательным, но точно воспроизводившим то, что его поражало. Генерал последовал за императором в первой венской кампании, управлял этим городом без злоупотреблений и по возвращении получил первую награду. В то же время он обладал высокомерием и известной требовательностью, которая совсем не нравилась главнокомандующему.
Позднее мы его увидим военным министром, честность его была повсюду признана; он собрал состояние только благодаря сбережениям из своего жалованья. Вместе с Маре он довел до последней степени язык лести. Женатый первым браком на женщине, которая ему не нравилась, Кларк развелся; от этого брака у него была дочь, милая и кроткая, которую он выдал замуж, сделавшись министром, за виконта Эмери Монтескье-Фезензака
[101], чья военная карьера благодаря такому тестю составилась очень быстро
[102]. Этот молодой человек состоит в настоящее время главным лекарем королевской гвардии.
Герцог де Фельтр женился второй раз на незначительной, но очень доброй женщине, от которой имеет нескольких сыновей.
Между тем расположение Талейрана к Ремюза стало причиной того, что у нас завязались некоторые отношения. Талейран еще не бывал у меня, но я часто встречалась с ним, и он повсюду отличал меня гораздо больше, чем прежде. Он не упускал случая сказать мне что-нибудь хорошее о моем муже, затрагивая мои самые горячие чувства и даже, если говорить все, мое тщеславие; таким образом, мало-помалу он побеждал мое предубеждение против него. Однако порой Талейран смущал меня некоторыми неожиданными словами. Однажды я говорила с ним о завоевании Неаполитанского королевства и решилась заметить, как меня волнует эта политика свержения с тронов, которой мы, по-видимому, руководствовались. Он отвечал мне решительным и холодным тоном, который всегда принимал, когда не желал продолжения разговора: «Сударыня, все это будет окончено только тогда, когда на тронах Европы не будет ни одного Бурбона». Эти слова причинили мне некоторое огорчение. Я не думала тогда о нашей королевской фамилии – нужно это признать, – однако, когда слышала это имя, мне казалось, что известные воспоминания юности пробуждали во мне прежнее чувство, которое только дремало, но не исчезло окончательно.
Рассказывая сейчас об этом впечатлении, я рискую быть обвиненной в аффектации, совершенно чуждой моему характеру. Могли бы подумать, что, вспоминая это время, я хочу подготовить свое возвращение к тем взглядам, которые каждый теперь старается проявить. Но нет, ничего подобного. В то время я очень восхищалась императором; я еще любила его, хотя он меньше меня привлекал; я считала его необходимым для Франции, и он казался мне законным государем. Но ко всему этому присоединялось нежное уважение к наследникам и родственникам Людовика XVI, ко всей династии Людовика XVI, бывшего моим кумиром; и это чувство заставляло меня страдать, когда я видела, что Бурбонам готовят новые несчастья, или слышала, как дурно говорят о них.
Бонапарт часто причинял мне это горе. У человека, ценящего только успех, Людовик XVI не мог пользоваться большим уважением. Бонапарт относился к королю крайне несправедливо и сохранял по отношению к нему все народные предрассудки, порожденные революцией. Когда его беседа касалась этого знаменитого и несчастного государя, я старалась отклониться от нее, насколько это было возможно.
Как бы то ни было, таково было тогда мнение Талейрана; я смогу показать, как мало-помалу события изменили его.
В эту зиму украшением нашего двора явился наследник баварского короля. Он был молод, глуховат, довольно нелюбезен, но очень вежлив и притом проявлял большое уважение по отношению к императору. Его поместили в Тюильри; назначили двух камергеров и шталмейстера для его личной службы и оказывали ему всевозможные почести.
Десятого февраля список придворных дам был пополнен именами госпожи Маре (по просьбе госпожи Мюрат) и госпожи де Шеврез. Талейран, друг герцогини де Люинь, добился того, чтобы ее падчерица была представлена ко двору. Эта герцогиня обожала госпожу де Шеврез, которая имела взгляды довольно твердые и всегда противоположные тому, чего от нее требовали.
Бонапарт угрожал, Талейран вел переговоры и, по своему обыкновению, добился поставленной цели. Госпожа де Шеврез была красива, несмотря на рыжий цвет волос
[103], была умна, но до последней степени испорчена своей семьей, несколько своевольна и склонна к причудам. Ее здоровье было уже тогда очень слабо. Император порой начинал обращаться с ней ласково, чтобы возместить свою обычную резкость. Иногда ему удавалось достигнуть цели, но в целом она не скрывала своего раздражения. Благодаря своему характеру госпожа де Шеврез доставляла императору удовольствие, которое другая постаралась бы доставить из хитрости: удовольствие украшать пышные празднества нашего двора. И так как Бонапарт любил даже самый маленький успех, то, видя появление госпожи де Шеврез, нарядной и веселой, он говорил, смеясь: «Я победил отвращение госпожи де Шеврез». В сущности, я не думаю, чтобы это ему действительно удалось.
