– Мы не знаем, – успокоил Оливье, осторожно прижимая меня к себе. – Почти всю ночь думали над этим, но так и не смогли понять, кто ты.
Его пальцы поправили мой локон, и я засветилась, как бенгальская свеча. Даже пара искр отлетела в сторону. Ректор замер.
– Может, мне попробовать обнять Аню, чтобы убедиться: прав я или нет по поводу её выбора, – усмехнулся Трэнр.
Я почувствовала, как напрягся мой дракон. Идея ему не понравилась, хотя я едва улавливаю его эмоции. Интересно, почему так? Яркие эмоции Трэнра чувствую, как свои, а эмоции Оливье для меня лишь слабые отголоски.
– Хорошо, – неожиданно согласился Оливье. – Но если она тебе сломает пару рёбер, не говори потом, что я тебя не предупреждал, – и отошёл от меня, уступая Трэнру. Лава под моей кожей потухла. Забавно, словно внутри электричество отрубили.
Драконо-сын не терял времени зря: пикнуть не успела, как оказалась в его крепких объятиях. Меня прижали нежно, его пальцы скользнули по моим волосам.
– Без поцелуев, – строго предупредил Оливье. – Иначе за себя не ручаюсь.
Внутри меня что-то недовольно фыркнуло, и я попыталась вырваться.
– У неё глаза горят огнём! – с восторгом воскликнул Трэнр и ещё сильнее прижал к себе. Его ладонь скользнула вдоль талии и опустилась на берда, потом сжал моё мягкое место и гаденько улыбнулся.
Ну, во-первых, он сам виноват.
Во-вторых, сама я с ним разобраться не успела, хотя руку уже занесла.
В-третьих, ректор был в такой ярости, что телом адепта был сломан шкаф. Всё произошло за секунду: Трэнр улетел в шкаф без помощи магии, а я осталась стоять с замахнувшейся для смачной пощёчины рукой. На моей ладони полыхал настоящий огонь.
– Не смей к ней прикасаться! Убью! – прорычал Оливье, явно сдерживаясь от того, чтобы не добить сына.
– Ты его недавно усыновил, – напомнила я ректору, держа руку перед собой и глядя на играющий на ладони огонь.
– Если бы знал, что так сложно быть твоим сыном, я бы передумал, – простонал в развалинах шкафа Трэнр. – Травма на травме, причём психологических травм больше. Ни один травник меня не вылечит.
– Боб Марли тебя спасёт, – пошутила я, играя с огнём.
– Он травник? – простонал несчастный адепт.
– Самый известный в моём мире.
Ректор тряхнул головой, словно пытался скинуть с себя наваждение, и повернулся ко мне. Его зрачки были вертикальными, оба глаза напоминали кошачьи. Уголок губ нервно дёргался. Оценила обстановку со вторым мужем: тот лежал неподвижно и не мог видеть происходящего. Для полной уверенности окружила себя и ректора стеной из огня, тем самым удивив его.
В одно мгновение рубашка на мне полыхнула, и огонь безвозвратно поглотил её.
Мило-мило улыбнулась. Я очень старалась, надеюсь, получилось не слишком кровожадно.
Триста лет целибата. Взмахнула ресницами (подглядела у демониц).
Мне нужен муж-дракон и драконо-ребёнок. Меня никто не остановит.
Оливье завис в движении. Наклонила голову на бок и отвела плечи назад, демонстрируя обнажённую грудь.
В мозгу вспыхнуло: «Что со мной?». И тут же погасло.
– Драконова мать, – выдал шокированный ректор. – Богиня.
Хм:
А) А Богиня ли наша героиня? Или это просто ректора накрыло от восторга при виде… кхм… обнажённой истины). Он немедленно приступит к размножению))), не сходя с места…
Б) Она – Богиня, ректор будет сопротивляться, но ему не выкрутиться), пора беременеть). С Богинями вообще шутки плохи).
В) Второй муж испортит всю малину, и ему придётся чинить шкаф без магии))).
Или свой вариант в комментариях…
Глава 17
Драконо-ректор
Всё произошло мгновенно: нас окружила стена огня, сорочка на Анне полыхнула огнём и, сгорев дотла, полностью обнажила тело. Её глаза заполыхали первобытным огнём. Как она невероятно красива, особенно эти… а-а-а-а… ы… глаза.
– Драконова мать, – выпалил я от шока, как только вернулась речь. – Богиня!
Внутри моей академии Богиня! Озабоченная деторождением Богиня!
Она шагнула ко мне, красиво, плавно, как кошка – большая, огромная, опасная, хищная кошка.
– Любимый, – соблазнительно прошептала Аня не своим голосом и пугающе улыбнулась. Она не контролирует свою ипостась. Приблизился к огню. Божество способно на то, на что не способны даже драконы. Впервые хочу выброситься из окна академии.
Осторожно направил свою магию против неё: мой огонь легко переплёлся с Аниным и уверенно начал тушить огненное кольцо. Богиня остановилась и с недоумением посмотрела на затухающий огонь. Кольцо поддалось и мгновенно потухло.
– Гадость, – искренне расстроилось божество и попробовало восстановить стену из огня. Не дал ей такой возможности, почувствовал себя уверенней – с Богиней можно справиться.
Трэнр стоял возле границы огненного кольца, похоже, слегка обжёгся. Пытался с дуру пробиться внутрь божественной огненной защиты. Учиться ему ещё и учиться.
Удивленный взгляд Трэнра был направлен за моё плечо.
– Дорогая свекровь, – оскалила зубы в зловещей улыбке Анна.
Не успел ничего предпринять.
– Не поминай мать всуе, – отвесили мне тяжёлый подзатыльник, и магия моей матушки мгновенно укутала Богиню в одеяло. – Выдернул паразит прямо с сеанса. Клиентка и так нервная была, поди, уже бежит в психиатрическую лечебницу.
Совсем забыл, что фраза: «Драконова мать» была позывным в случае, если дела идут из рук вон плохо. Повернулся к матушке.
Удивление адепта понятно: мама любила экзотические иллюзии. Ёе чёрный балахон и татуировка змеи на лысой голове знакомы мне из далёкого прошлого: после смерти отца она обожала доводить ухажёров до драконьего невроза.
– Мама, – обрадовался я и обнял родственницу покрепче. Пора самого себя депортировать. В академии две страшные женщины: моя матушка и Богиня. Академию ничто не спасёт, как и меня.
– Не притворяйся, – пробурчала мать. – Можно подумать, ты соскучился по тому безумию, которое я творила.
– Мама, ты не творила, ты вытворяла, – поправил я, продолжая прижимать к себе. – Пятьсот лет не виделись.
– Может, снимите с меня одеяло! – возмущённо подала голос Анна. Повернул голову в её сторону: глаза всё ещё горят огнём, значит, ипостась Богини продолжает править разумом.
– Смотрю, эта до тебя долетела, счастье-то какое! – отстранилась матушка и принялась рассматривать пленницу.
Трэнр попытался снять с Ани одеяло. Матушка тут же шикнула на него. Адепт нахмурился, но послушался.
