Но он смотрел не на меня, а куда-то за мою спину. И меня осенила ужасная догадка.
Я понимала, кто может там стоять. И что именно он мог услышать.
Я медленно развернулась и конечно увидела Дэвида.
Взгляд… мне достаточно было одного его взгляда…
Теперь я не сомневалась: он слышал всё, с первого до последнего слова. И даже то, что я сплю с ним исключительно из-за денег – просто чтобы спасти брата.
Когда мы заключали контракт, так оно и было. Но сейчас многое изменилось.
– Дэвид, я… – начала и запнулась.
Боже, я не находила слов.
Какие слова могут перечеркнуть то, что он только что услышал?
Но Дэвид был, как всегда, невозмутим. Он ничего не ответил мне на мой лепет. Зато сказал Майклу:
– Ты, кажется, её слышал? Она не хочет тебя здесь видеть. И я, откровенно говоря, тоже. Уходи, парень. Уходи, пока я не позвал охрану.
Я была уверена, что Майкл, столкнувшись с Дэвидом, начнёт скандалить ещё больше. Но нет, он поступил совсем иначе. Словно побитая собачонка, он потрусил к выходу. И теперь я понимала, что так и должно быть. Дэвид – вовсе не тот, кому хочется противостоять.
– Дэвид, послушай… то, что я сказала – это совсем не…
Он не дал мне договорить.
– Мэгги, тебя ждут твои подруги. Не нужно портить хорошую вечеринку.
Я заглянула в его тёмные как ночь глаза, но не прочитала там ничего. Он словно снова стал непроницаемым для меня – таким же, как для всех. И уж точно его взгляд не был таким солнечным, как раньше, когда он смотрел на меня.
Может быть, дело в освещении клуба? Мне очень хотелось на это надеяться. Но до сих пор моя жизнь как-то не баловала меня чудесами.
Я сделала шаг, чтобы приблизиться к нему настолько, насколько это возможно.
– Послушай, я не… – я собиралась рассказать ему, что не хотела, что Майкл – полный придурок, потому что только придурок может не видеть, какой Дэвид офигенный.
И то, что он говорил про нашу разницу в возрасте – это чушь, и вовсе он не годится мне в папочки. Дэвид… он такой… невероятный, он лучше всех. И я готова была высказать это всё прямо сейчас, сказать, что я, наверное, уже люблю его – во всяком случае, он проник мне под кожу и теперь вместо крови течёт по венам.
– Иди, Мэгги.
В этот раз в голосе Дэвида не было тех привычных мне ноток. Он звучит жёстко и холодно.
Я увидела, что Дэвид направляется к выходу, и, напрочь забыв о вечеринке и подругах и вообще обо всём, подлетела к нему.
– Ты уезжаешь? – спросила я, заглядывая ему в глаза.
– Да, день был слишком длинным. Веселись, твои подруги тебя ждут.
Я похолодела. Значит, он передумал. И это, разумеется, из-за того, что я ляпнула.
– Дэвид, прости! – начала я снова, но он меня остановил.
– Хорошего вечера, – сказал он и опять направился к выходу, но я снова его нагнала.
Я понимала, что нельзя – ни в коем случае нельзя дать ему уйти. Потому что это будет уже навсегда. Если мы расстанемся сегодня – места в его завтрашней жизни мне уже не найдётся. А меньше всего на свете мне хотелось бы потерять этого мужчину.
Потому что за эти дни вдруг как-то выяснилось, что я без него не могу.
Не могу.
Не хочу.
И если наплюю на гордость, есть маленький шанс, что не буду.
– А как же наш контракт? – спросила я.
– Забудь, – бросил он коротко.
И я перестала чувствовать землю под ногами. Уж не знаю, откуда я взяла силы на то, чтобы онемевшими губами прошептать ему в спину:
– А я не хочу забывать.
Мне казалось, он не услышал.
Но он неожиданно обернулся.
Смерил меня оценивающим взглядом, будто бы что-то решал для себя, а потом так же коротко и жёстко сказал:
– Хорошо. Поехали.
Глава 13
Мы заходим в дом и углубляемся в гостиную.
Мягкие диваны, ковёр в виде шкуры на полу, камин. Я поражаюсь тому, как в этом доме уютно и тепло. А ещё говорят, что мужчины не умеют создавать уют!
Я оглядываюсь по сторонам, и меня осеняет мысль, которая до этого не приходила мне в голову: а может быть, в этом доме женское присутствие не чудится, а есть на самом деле?
Вдруг существует некая миссис Роджерс, обязательно красотка и фотомодель? И конечно, у неё есть учёная степень. А ещё она занимается гимнастикой, организовала несколько благотворительных фондов, а по ночам она борется с преступностью, подобно женщине-кошке. Вот такая женщина должна быть у Дэвида Роджерса.
А я – даже не самозванка, претендующая на её место. Я просто покупка, которую используют и выбросят.
На один раз.
Как в полусне подхожу к дивану в гостиной, почему-то именно к нему, хотя хозяин дома ничего мне не говорит.
Сердце сдавливает от боли, и я дышу чаще, чтобы чуть его успокоить. Я сама во всем виновата, сама все испортила – винить больше некого. Но осознание этого не помогает, глаза отчего-то начинает щипать.
– Не нужно плакать, – взглянув на меня, говорит Дэвид жестко и почти раздраженно. – Это не так больно, как принято считать.
Я не успеваю понять, что значат его слова. Не успеваю что-либо спросить.
Его палец прикасается к моей щеке, не для того, что подарить ласку. Он будто что-то стирает, и я запоздало понимаю, что это слезы, глупые слезы, и он подумал…снова подумал не то.
– Дэвид, это совсем не…
Он не дает мне договорить.
Запрещает жестким взглядом.
А потом мое платье начинает скользить по моим плечам. Мягко сползает с бёдер, и я остаюсь в трусиках, чулках и туфлях.
Ему нравится?
Надеюсь, ему нравится то, что он видит?
Я не знаю ответа. Не могу прочитать его по взгляду, как раньше. К тому же, у меня на это просто нет времени.
Дэвид разворачивает меня спиной к себе.
Дергает вниз мои трусики.
Отстраненные движения, резкие, в них нет былой нежности. Но мне не страшно. Я лишь прикусываю губу, когда он заставляет меня упереться в спинку дивана руками, прогнуться в спине и проталкивает мне ладонь между ног.
– Хорошо, – сухо комментирует он, почувствовав влагу.
Да, несмотря ни на что, я хочу его до безумия. До белых пятен перед глазами. До молчаливого крика отчаяния и обиды, когда он убирает руку, решив, что можно обойтись и без ласки. И я слышу шорох фольги от презерватива.
Вот так…
