* * *
Нет пламени сильнее, чем любовь!
Часть первая
Рука призрака
Луна над поющим бамбуком
Она была похожа на цветок…
Она была похожа на цветок, и аромат ее тела был ароматом редкостного, дивного цветка – прекраснее розы, прекраснее лотоса. Из лунного света, из бледного сияния звезд сотворили ее боги… Можно было сказать, что она схожа с богиней, однако стоит ли сравнивать звезду со звездой? Ведь она и была богиней.
– Дева, – сказал черноглазый индус, облаченный в белую кисею и тюрбан с павлиньим пером. – Дева…
Пленник немного понимал язык туземцев и понял: дева значит «богиня». Похитители – ее слуги. А он сам – кто он? Пленник богини?!
* * *
Сначала, когда пленника, связанного по рукам и ногам, тащили сквозь джунгли, он думал, что его ждет участь кровавой жертвы, которую еще приносит этот дикий злобный народ. Однако после недолгого путешествия в лодке он очутился на острове такой красоты, что сама мысль о жертвоприношении, убийстве, боли и смерти показалась сущей нелепицей.
Остров чудился пустынным – только несколько деревьев там и сям, только цветы да высоченные заросли бамбука.
При каждом порыве ветра слышался легкий и странный звук, будто кто-то едва касался туго натянутой гитарной струны. Сначала пленник не обращал на это внимания, однако чем дальше вели его сквозь бамбуковые заросли, тем громче и отчетливее становилась чарующая мелодия незримого оркестра.
Это было похоже на колдовство, но пленник сразу догадался, что поет не какая-то неведомая сила, а сам бамбук, в каждом колене которого жучки просверлили большие или маленькие отверстия. В них играет ветер, превращая эти заросли в десятки тысяч свирелей, созданных самой природою.
Там, на своей далекой родине, он не раз слышал, как пересвистывает ветер в зарослях просверленного жучками камыша, но это не шло ни в какое сравнение с пением бамбука, которое надрывало сердце.
Тем временем исчезли с неба золотые закатные лучи, и окрестности подернулись лиловатой сумеречной дымкой. С каждой минутой сгущалась тьма, в небе одна за другой зажигались звезды, и вот взошла луна.
До полнолуния, судя по очерку ее диска, еще оставалось несколько дней, и все же она светила расточительно-щедро: осыпала бледным златом-серебром все вокруг – и вдруг в ее сиянии высветился дворец с плавно изогнутым куполом.
Пленник успел только ахнуть от изумления, однако разглядеть дворец ему не дали – заволокли внутрь, в глубину бесчисленных покоев.
С тех пор рядом с пленником почти неотлучно находился предводитель его похитителей.
Вида этот человек был странного. Брови его сходились на переносице: казалось, лоб перечеркнут одной извилистой линией. Глаза – огромные, сплошь черные, без блеска – непроницаемые. Они скрывали некую тайну, но пленник понял, что спрашивать бесполезно: ответа не будет.
Впрочем, однажды он все же не удержался и воскликнул:
– Зачем я здесь? Что вам от меня нужно?!
– Ты все узнаешь в свое время, – высокомерно ответил предводитель. – Оно наступит скоро.
И все. И воцарилось молчание.
Больше пленник не унижался до расспросов.
Стражник всегда был одет в белое, слегка отливающее серебром. Пленник знал, что этот индус следит за каждым его шагом, даже когда, казалось, отсутствовал.
Впрочем, насчет «каждого шага» – это очень смело сказано. Ведь большую часть времени пленник был недвижим. Его держали прикованным к постели ночью и днем, снимая оковы только для омовений и еды. Еда, в общем-то, тоже была пыткой. Стол состоял из плодов и овощей, но до того приправленных пряностями, маслами и сахаром, что становилось тошно. Перед тем как попасться похитителям, пленник долго голодал, потом наелся до отвала, а теперь опять вернулся к ощущению постоянного, неутихающего голода.
Что хуже всего, ему никак не удавалось взять в толк, к чему все это. Почему его так пристально, оскорбительно пристально рассматривает предводитель похитителей? Зачем его держат в цепях на этом роскошном ложе, в этом подавляющем своей красотою покое: ослепительной белизны стены с панелями, покрытыми мозаикой – гирляндами прелестнейших цветов из драгоценных камней? Поначалу он только и чаял вырваться, раскидать стражу, сбежать, но… Когда начинал буянить, вся эта смуглокожая братия наваливалась со всех сторон. С первого раза пленник их всех разнес по закоулочкам, так что они сделались умнее: кто-нибудь неуловимым рассчитанным движением накидывал на горло бунтовщика платок и так его затягивал, что надо было выбирать: или полечь тотчас же, тут же, ни за что ни про что, или отступить перед превосходящими силами противника. Ну, приходилось отступать…
Это длилось несколько дней. Но однажды предводитель стражников торжественно сообщил:
– Твои испытания закончены. Луна созрела! Завтра дождь – возлюбленный земли – сможет пролиться на ее ждущее лоно!
– Что? – изумленно пробормотал пленник, мало что понявший в этой торжественной речи. – Ты ждал подходящей погоды? Для чего?!
Мгновение «наставник» смотрел на него с откровенным презрением, потом что-то глубоко страдальческое и вместе с тем зловещее промелькнуло в черной глубине его глаз:
– Тебе предначертано стать любовником богини.
Пленник не верил ушам. Но приходилось поверить тому, что теперь происходило вокруг него.
О, как пел в тот день бамбук! Лишь только повлеклось к закату огромное раскаленное солнце, зазвенели вдруг со всех сторон звонкие колокольчики, зазвучали веселой быстрой мелодией, под которую ноги так и норовили пуститься в пляс. С другой стороны острова доносился протяжный вой: заунывный, грустный, словно жалоба волчицы, утратившей детенышей. Издали неслась песнь человеческого голоса, заканчиваясь не то рыданием, не то глухим хохотом…
Конвой был нынче разряжен в пух и прах, однако не утратил ни малой толики свирепой бдительности: пальцы стражей так и плясали на рукоятях мечей, а глаза стерегли каждое движение пленника.