— Да, не повезло вам, — участливо сказал он. — А что за люди?.. Рассказывайте, не стесняйтесь! Банкир — тот же врач. Оба не имеют права на ошибку, потому что ошибка обоих может привести к летальному исходу. Итак?..
Крестовский немного поколебался, а потом, крякнув, рассказал все как было, без утайки. Выслушав его, Александр Антонович укоризненно покачал головой.
— Что же вы так неосторожно? Да-а… Впрочем, я и сам мог бы догадаться. Три дня на выплату такой суммы — это о многом говорит. Я так понимаю, что им нужна ваша квартира.
— Я тоже так понимаю, — уныло признался Крестовский. — По мне так лучше уж ее сжечь, чем отдавать этим… кидалам.
— Жечь не надо, — сказал Гронский, — а в остальном я с вами согласен. Такие вещи нельзя поощрять, всегда нужно искать способ хотя бы частично поквитаться… А вам не приходило в голову, что им это может не понравиться?
Крестовский в ответ только развел руками.
— Понимаю, — сказал Александр Антонович. — Ну что же… В финансовых делах я скидок не делаю — бизнес есть бизнес, сами понимаете. Но в остальном… В общем, я вам немного помогу по знакомству. Пошлю с вами своих ребят, пускай, так сказать, проконтролируют процесс, чтобы обошлось без ненужных эксцессов.
— Спасибо, — с чувством произнес Крестовский.
— Благодарить будете, когда все закончится более или менее благополучно, — слегка осадил его Александр Антонович. — Что ж, давайте перейдем к делу. Вам ведь, насколько я понимаю, нужны наличные? Тут есть одна небольшая загвоздка. В последние дни мы выдали сразу несколько очень крупных кредитов, так что с наличными у нас, что называется, напряженка. Честно говоря, в хранилище хоть шаром покати, представляете? И за пару дней я вам такую сумму не соберу при всем моем горячем желании… Да не пугайтесь вы так! — воскликнул он, заметив, как вытянулось у Крестовского лицо. — Я же вам не отказываю, а просто объясняю, что в данный момент банк не располагает такой суммой наличности…
— Честно говоря, не понимаю разницы, — заметил Крестовский.
— Сейчас поймете, — пообещал банкир, замаскировав содержащуюся в этом обещании угрозу своей яркой, как вспышка магния, улыбкой. — Банк такой суммой не располагает, зато я… Догадались? Правильно, я располагаю!
Крестовский перевел дыхание. Он был уже готов — в самый раз подавать на стол.
— Таким образом, — ласково улыбаясь, продолжал Александр Антонович, — речь у нас с вами пойдет не о банковском кредите, а о самой обыкновенной даче взаймы — разумеется, под проценты и с полным юридическим оформлением. Вот тут как раз и исчезает разница, о которой вы говорили. Вам ведь совершенно безразлично, у кого брать деньги, правда? Просто, если вовремя не отдадите долг, квартира ваша отойдет не банку, а мне лично… Надеюсь, вы не возражаете?
— Я не возражаю, — сказал Крестовский. — А вам что же, жить негде?
Гронский расхохотался так весело, словно услышал бог весть какую шутку.
— Ценю ваше чувство юмора, — заявил он, утирая тыльной стороной ладони заслезившиеся от смеха глаза. — А чувство юмора, проявляемое в сложной ситуации, ценно вдвойне. Нет, крыша над головой у меня имеется, и, смею вас уверить, неплохая. Просто ваша квартира — это капитал, который растет не по дням, а по часам. Кстати, если до этого дойдет, я даже разрешу вам пожить там за умеренную плату — до тех пор, пока не подыщете другое жилье или пока я не решу превратить ее в деньги.
— Спасибо, — повторил Крестовский.
— Но я все-таки надеюсь, что до этого не дойдет, — сказал Александр Антонович. — Вы мне глубоко симпатичны; как человек, не чуждый азарта, я вам от всей души сочувствую и желаю вам добра даже в ущерб собственным финансовым интересам. Было бы просто чудесно заполучить вашу квартиру, но я действительно надеюсь, что вы соберете эти деньги и вернете долг — как положено, своевременно и с процентами…
Крестовский наконец-то обратил внимание на неоднократное упоминание о процентах и сроке.
— Каковы ваши условия? — спросил он.
— Десять процентов, — улыбаясь во весь рот, сообщил Гронский. — Вернете через месяц, считая с сегодняшнего… ну хорошо, с завтрашнего дня.
— Сколько? — задохнулся Крестовский. — Когда?!
— Десять процентов. Через месяц, — демонстрируя скрытую от посторонних взглядов сторону своей натуры, благодаря которой получил право называться «серьезным человеком», без улыбки повторил Александр Антонович. — Это будет… — Он небрежно выбил кончиками пальцев короткую дробь по кнопкам калькулятора. — Сто тридцать шесть тысяч четыреста долларов, как одна копейка.
— Это грабеж, — тихо сказал Крестовский.
— Разумеется, — не без яду согласился банкир. — Это я пришел к вам домой, приставил нож к горлу и потребовал взять у меня взаймы сто двадцать тысяч. Я вас не неволю, Дмитрий Петрович. Можете принять мои условия, а можете послать меня к черту и уйти. Честно говоря, не представляю, куда вы пойдете, но это, в сущности, не мое дело.
— Простите, — убитым голосом пробормотал Крестовский. — Я… Это просто от неожиданности.
В кабинете наступила тишина, нарушаемая только отчетливыми щелчками отмеряющих секунды стенных часов.
— Бизнес есть бизнес, — первым нарушил молчание Гронский. — Так что же, Дмитрий Петрович, будем оформлять бумаги?
— Да, — сказал Дмитрий.
Ему подумалось, что теперь-то он, как никто, знает, насколько серьезным человеком является его давнишний партнер по преферансу. Это было очередное заблуждение: Дмитрию Крестовскому еще только предстояло познать и оценить глубину «серьезности» господина Гронского.
Глава 5
Замусоренная и замызганная однокомнатная хрущевка на втором этаже пятиэтажного дома, стоявшего на окраине подмосковного Наро-Фоминска, была полна табачного дыма, который слоями плавал вокруг голой, засиженной мухами лампочки, освещавшей эту сдаваемую внаем берлогу. Кроме дыма, здесь пахло несвежими мужскими носками, подгоревшей пищей, резким водочным перегаром и сырым луком.
Грязное окно единственной комнаты было до половины закрыто пожелтевшими от старости газетами, прикрепленными к бугристой от напластований масляной краски раме ржавыми канцелярскими кнопками. К окну был придвинут шаткий раскладной стол-книга, полированную крышку которого покрывали царапины, сколы, подпалины от сигарет и бледные кольца отставшего лака — следы донышек бесчисленных бутылок и стаканов.
В данный момент здесь тоже стояла бутылка водки, окруженная почетным, хотя и несколько беспорядочным, караулом из трех граненых стаканов. Ее пустая товарка скучала под столом; на подоконнике ровной шеренгой выстроились еще четыре бутылки, наполненные прозрачной «божьей слезой». Разложенная на газете закуска не отличалась изысканностью: покромсанный толстыми кривыми ломтями батон вареной колбасы, сало, банка кильки в томатном соусе, сырой репчатый лук дольками и черный хлеб. Пустая шпротная жестянка была полна смятых окурков, рядом лежал складной пружинный нож с узким, испачканным томатной подливой лезвием — единственный предмет на всем столе, который, пусть и с большой натяжкой, можно было отнести к столовым приборам.
