За столом сидели трое. Отопление еще работало, в крошечной квартире было жарко, и разгоряченные водкой собутыльники частично разделись: один остался в растянутой нательной майке, цветом напоминавшей старые газеты на окне, двое других обнажились до пояса. Того, что был в майке, отличала нездоровая худоба, а корявая синеватая вязь татуировок очень доходчиво объясняла, откуда взялось столь характерное телосложение. Его гладко выбритое лицо было изрыто оспинами и имело нездоровый сероватый цвет, в ежике коротких, остриженных под машинку волос поблескивала ранняя седина. Он непрерывно курил, не забывая время от времени дотрагиваться до стоявшего под столом мятого полиэтиленового пакета, словно проверял, на месте ли тот.
Мускулистый атлет с уже наметившимся животиком и мужественным, но тупым как бревно лицом также носил на левой стороне груди отличительный знак человека, уже успевшего познакомиться с казенным гостеприимством российского ГУИН, — татуировку, которая изображала скорбящую Деву Марию. Стараниями татуировщика Богородица была похожа на торговку пирожками с Черкизовского рынка, которая накануне крепко выпила и подралась с сожителем.
Третий был постарше, лет сорока или около того. Татуировок он не носил и вообще производил впечатление человека, старающегося иметь как можно меньше особых примет. Плечи у него были покатые, мускулатура дряблая, грудь и предплечья заросли густым рыжеватым волосом. Разговаривая, выпивая и закусывая, он непрерывно тасовал колоду карт, выделывая с ней совершенно немыслимые вещи, — тренировал пальцы, которые его кормили.
Настроение у всех троих было подавленное и мрачное. В пакете под столом лежало сто двадцать четыре тысячи долларов, но именно этот факт, сам по себе радостный, и повергал компаньонов в уныние.
— Да, умыл нас фраерок, — мрачно просипел человек в майке, поджигая новую сигарету. — И где он, падло, столько бабок нарыл?
— Где-то нарыл, — философски заметил атлет, с треском отворачивая пробку. Он с небрежной точностью, свидетельствовавшей об огромном опыте, разлил водку по стаканам и убрал пустую бутылку под стол. — Что умыл, то умыл. Прогадили мы дело, пацаны.
— Не мы, а вы, — уточнил катала, продолжая творить чудеса с колодой. — Я свою работу выполнил. А вы… Надо было так и говорить: играем, мол, на квартиру, и дело с концом. А вас потянуло в конспирацию играть. Вот и законспирировались! Так всегда и бывает, когда бараны вроде вас начинают умничать, — назидательно заключил он.
— Хлеборезку захлопни, — посоветовал ему человек в майке. — Мы бараны, а ты кто? «На квартиру играем»… Ты где такие ставки видал? Это тебе не казино. Вот так с ходу собственную хату на кон поставить — да на это ни один лох не согласится! Сам же бакланил: разувать будем постепенно… А теперь что — в кусты? Хрен ты угадал, голубок! На дело подписывались втроем, втроем и ответим. Заказ, между прочим, ты принимал. Помнишь, что клиенту говорил?
Катала скроил пренебрежительную мину, но промолчал: он действительно помнил, как уверял заказчика, жирного крикливого кавказца, пожелавшего за бесценок приобрести квартиру в центре Москвы, что тот нашел именно тех людей, которые могут решить его проблемы. Сто двадцать четыре тысячи были кавказцу нужны как мертвому припарка — так он, по крайней мере, утверждал. Он хотел квартиру, и притом не какую попало, а именно эту, — отыскав подходящего лоха, партнеры свозили клиента на место, показали ему дом, и кавказец воспылал к своему будущему жилью горячей любовью. Купить квартиру по-человечески, за нормальные деньги, он почему-то не хотел. Да оно и понятно: катале и его партнерам он обещал по десять тысяч на брата, то есть тридцать на круг. А кто теперь продаст приличную квартиру в Москве за эти гроши?
— Да ладно тебе, Муса, — примирительно пробасил атлет, беря стакан на изготовку. — Что делать-то будем? Может, отдадим этому черному бабки? Пускай сам себе хату ищет…
— Он-то найдет, — зло проговорил худой Муса и залпом, ни с кем не чокаясь, выплеснул водку в широко распахнутый беззубый рот. — С такими бабками да не найти!.. — продолжал он слегка перехваченным голосом, отправляя следом за водкой ломтик сала. — А вот мы останемся с голой ж… на морозе. Скажет, что заказ не выполнили, и дело с концом. По понятиям-то он в своем праве! Заказывал он что? Хату! А мы ему вместо хаты мешок капусты притаранили…
— Да, обул нас фраерок, — повторил атлет и вздохнул так, что табачный дым под лампочкой испуганно всколыхнулся. — Вот тебе и лох! Это, помню, работал я охранником у одного в офисе… Так ему на день рождения удава подарили. Тоже, мать их, придумали подарок. Наглотается мышей и спит неделями в своем аквариуме — ну, шланг и шланг, только пятнистый.
Он выпил водку, закусил колбасой и луком и, с хрустом жуя, потянулся за новой бутылкой. Худой уголовник по кличке Муса смотрел на него исподлобья с выражением угрюмого, нетерпеливого ожидания на изрытом оспинами костистом лице. Катала тоже выпил и, не прерывая своих экзерсисов с картами, со скучающим видом скользил глазами по строчкам прикрепленной к окну позапрошлогодней «Комсомолки».
— Короче, поехал этот мужик в зоомагазин за мышами, — продолжал атлет, разливая водку. — Удав у него молодой был, парочки мышей ему на неделю хватало, а если крыса попадется, так и одной обходился. Ну, приезжает этот перец в магазин, а мышей-то и нету! Кончились мыши, понял? Ему говорят: купи хомяка, он типа жирнее, надолго хватит. Ага… Ну, чего делать? Удав-то вот-вот проснется, ему жрать надо! Взял он, короче, этого хомяка — взрослый хомяк попался, крупный, жирный, — притаранил к себе в офис — удав у него в офисе жил, посетителей пугал, — посадил к удаву в аквариум и доволен: ну, типа теперь этот шланг так нахавается, что недели две без просыпу дрыхнуть будет.
Он небрежно отсалютовал собутыльникам стаканом, выпил, занюхал водку хлебной коркой и продолжил:
— Короче, посадил он этого хомяка в аквариум и покатил свои точки объезжать — торговал он чем-то, не знаю. Вечером вернулся, поднялся к себе. У него офис на втором этаже, а я, охрана значит, на первом, в вестибюле торчу. Ну, и слышу я вдруг сверху мат-перемат, да такой, какого и на зоне не слыхал. Орет — понял? — как будто его там тупым ножом режут. Ну, я туда. Вбегаю в офис — что за дела? Аквариум вдребезги, хозяин на карачках по кабинету ползает, под мебель заглядывает, и ни удава, ни хомяка. Нашел он этого своего удава, а он весь покусанный, как будто его стая собак грызла. Хомяк, короче, боевой попался, рыло ему начистил и слинял в неизвестном направлении…
— Ну, и к чему эта шняга? — с нескрываемым раздражением спросил Муса, когда рассказчик умолк и снял с подоконника очередную бутылку.
— А к тому, — с вызовом ответил атлет, — что мы сейчас как тот удав. Развели лоха на пальцах, а он нам подлянку кинул… Вот теперь сиди и думай, что с этой капустой делать!
— А тут и думать нечего, — внезапно вступил в разговор катала, оторвавшись от изучения старых газет. — С каких это пор ты, Бройлер, перестал знать, что делать с зеленью?
Головы собутыльников одновременно повернулись к нему.
