Она, независимо покачивая красивыми бедрами, сходила в номер и принесла продолжающий звонить мобильник. Гронский взглянул на дисплей, сердито дернул щекой — не дадут отдохнуть, черти! — и нажал клавишу соединения.
— Ну? — вместо приветствия отрывисто бросил он в трубку.
Алена, присевшая было, снова встала и ушла в номер. Когда она вернулась, на ней оставался только купальник, который почти ничего не прикрывал. Она налила себе еще виски, а заодно, чтобы не бегать взад-вперед, прихватила и бутылку.
— …Что-то странное, — бубнил в трубке голос начальника охраны Солоницына. — Решил проконсультироваться с тобой, а то не понять ни черта…
Солоницын говорил быстро, почти скороговоркой — экономил деньги, чертов скряга. «Это ж надо, что жадность с людьми делает, — с кривой улыбкой подумал Гронский. — Обычно цедит по полслова в минуту, а тут — ну чисто пулемет! И ведь, казалось бы, не бедный человек, зарабатывает так, что дай бог всякому, а на телефонных разговорах до сих пор экономит».
— Погоди, не части, — строго прикрикнул он. — Говори толком, что там у вас стряслось?
— Да пока вроде ничего, — чуточку медленнее и разборчивее сказал Солоницын. — Хотя, если честно, не поручусь. Этот твой клиент, за которым ты велел присматривать, как-то странно себя ведет.
— Ммм?.. — протянул Гронский.
Он не сразу вспомнил, что это за клиент, за которым он, оказывается, велел установить наблюдение. Взгляд его рассеянно скользнул по гладким загорелым бедрам Алены, и он вспомнил: ах да, квартира! Крестовский. Дмитрий Петрович. Ага…
Откровенно говоря, сейчас он уже не понимал, зачем ему понадобилось следить за этим ничтожеством. Причин для этого не было никаких, если не считать смутного ощущения или, если угодно, предчувствия, что Крестовский не удовлетворится результатом переговоров и попытается спасти свою драгоценную квартиру, раздобыв где-нибудь требуемую сумму. Для него эта сумма была непомерно велика, и достать ее законным путем — например, перезанять у кого-нибудь — он не мог. Следовательно, для спасения квартиры он должен был прибегнуть к экстраординарным мерам. А там, где деньги лежат настолько плохо, что их может взять даже олух наподобие Крестовского, Александр Антонович Гронский без труда возьмет втрое, впятеро, вдесятеро больше. Сколько их там есть, столько и возьмет…
Наверное, отдавая приказ присматривать за Крестовским, он рассуждал именно так, хотя теперь, хоть убей, не мог этого вспомнить. А впрочем, какая разница, как он тогда рассуждал! Главное, что результат налицо: Крестовский выкинул-таки какой-то неожиданный фортель, поставивший в тупик даже начальника охраны Солоницына — мужика, в общем-то, неглупого, умеющего верно оценить обстановку и самостоятельно принять правильное решение.
— Что значит «странно»? — спросил он, мгновенно прокрутив эти мысли в голове.
— Повадился зачем-то в канализацию лазить, — сообщил Солоницын. — Целыми днями там торчит.
— Чушь какая-то, — сказал Гронский. Он даже заподозрил, что Солоницын, расслабившись в отсутствие начальства, напился до розовых слонов и теперь пытается его разыграть. — Ты пьяный, что ли?
— Это ты пьяный, — возразил Солоницын, которого и в более спокойной обстановке нельзя было упрекнуть в излишней почтительности. — А я тебе дело говорю. Лазит в эту канализацию каждое божье утро, как на работу…
— Новое жилье себе подыскивает, — предположил Гронский.
— Боюсь, что уже подыскал, — мрачно заметил Солоницын. — Уже третьи сутки наверх не вылезает. Может, он где-нибудь там… того?..
— Ну и что? — хладнокровно ответил Гронский. — Баба с возу — кобыле легче. Нам же меньше хлопот.
— Так снимать наблюдение? — немедленно сделал практический вывод из сказанного сообразительный Солоницын.
— Я тебе сниму! — сердито громыхнул Александр Антонович. — Пусть сидят. Ничего с твоими быками не сделается, все равно целыми днями дурака валяют. Если еще через три дня не появится, придется спуститься туда и поискать. Найдете… — Он чуть было не сказал: «труп», но вовремя вспомнил об Алене и прикусил язык. — В общем, если найдете, позвоните ментам. Анонимно… Ну, не мне тебя учить. Тогда мы сможем дать делу законный ход.
— А может, он просто слинял? — предположил Солоницын, которого явно не радовала перспектива разыскивать в канализационных трубах гниющее тело. — Спустился в один люк, вылез из другого и тю-тю…
— Не имеет смысла, — отрезал Гронский. — Ему это ничего не даст. Договор оформлен нотариально и остается в силе. Не вернет деньги — вот тогда действительно тю-тю. А если он сбежал, потому что заметил за собой хвост, уволю всех к чертовой матери. И тебя первого, учти.
— Обижаешь, — сказал Солоницын.
— Я тебя не обижаю, а пока только предупреждаю. Ты знаешь, как я умею обижать. Не дай тебе бог, Сережа!..
— Ну все, напугал, — ядовито проворчал начальник охраны. — Впору уборщицу звать, а то под креслом лужа, как бы паркет не вздулся…
— Смотри у меня, старый черт, — сказал ему Гронский и прервал соединение.
Кладя трубку на стол рядом с пепельницей, он подумал, что оформлять квартиру на Алену рановато — надо сначала выяснить, что стряслось с Крестовским. Если окажется, что он валяется в канализации с проломленным черепом, спешить с переоформлением его квартиры нельзя ни в коем случае — такая спешка обязательно вызовет у ментов подозрения самого неприятного свойства.
Закуривая, он снова посмотрел на Алену. Она дулась. Не сразу, но все-таки вспомнив, чем вызвано ее недовольство, Александр Антонович на полную мощность включил свою неотразимую улыбку и весело спросил:
— Ну, так что там у нас за бусики?
* * *
Апрель близился к концу, а долгожданная весна — настоящая, с теплом и зеленью, а не та пародия на нее, которую можно было наблюдать в данный момент, — все никак не наступала. В выбоинах мостовой стыли, отражая низкое серое небо, рябые от ледяного дождя лужи, до самого верха забрызганные дорожной грязью автомобили все как один приобрели одинаково унылый серо-коричневый цвет. Узкая улочка в центре Москвы была запружена ими почти на всю ширину, так что для проезда оставалась лишь тесная полоска мокрого асфальта.
Тяжелый японский джип стоял в ряду припаркованных автомобилей, забравшись двумя колесами на тротуар и перегородив пешеходную дорожку, ведущую через заросший старыми липами скверик к приземистому четырехэтажному дому старинной, еще купеческой постройки. Редкие прохожие, торопясь по своим делам, не обращали на замызганный внедорожник никакого внимания: в Москве уйма джипов, и ставят их хозяева обычно где и как попало, не считаясь с неудобствами, которые создают для окружающих.
В салоне джипа сидели двое. Они были разного роста и телосложения, но одевались одинаково — в длинные кожаные плащи черного цвета, с широкими накладными плечами, декоративными погончиками и пелеринами. Эти изобилующие портняжными изысками и излишествами одеяния были чем-то вроде униформы — давно вышедшие из моды, архаичные, как сетчатые женские колготки и джинсовые костюмы из пестрой «варенки», они были хороши тем, что с них легко отмывалась любая грязь. Кроме того, под этими просторными плащами, помимо легких бронежилетов, можно было спрятать что угодно, вплоть до гранатомета, не говоря уже о такой мелочи, как «Калашников» с откидным прикладом.
