— Это к делу не относится, — заявил он. — Единственное, что вам следует знать, это что я никого не убил и не ограбил. Это золото чистое. Можно сказать, что я получил его в наследство.
— Угу, — сказал Гронский. Это было именно то, что он ожидал услышать. — Хочу заметить, что решать, что мне следует знать, а чего не следует, буду я сам…
— Простите, — извинился Крестовский, — я не совсем правильно выразился. Это все, что я могу вам сказать, вот что я имел в виду.
— Честно говоря, не вижу особой разницы. Ну, хорошо. Теперь по поводу «чистоты» вашего золота. Чистого золота вообще не бывает, а уж про ваше и говорить нечего. Наследство? Превосходно! И вы, наверное, можете это документально подтвердить? Нет? Я так и думал. Вот видите! А вы говорите, никого не ограбили… Вы же взрослый человек и должны понимать: наше государство, как и любое другое, чувствует себя ограбленным всякий раз, когда в кармане у кого-нибудь из граждан каким-то образом заводится неучтенная, не обложенная налогом копейка. К сожалению, исторически сложилось так, что именно оно, а не мы с вами решает, что грабеж, а что нет.
Ссылка на Уголовный кодекс и налоговое законодательство возымела действие: Крестовский заметно поскучнел.
— Я почему-то думал, что мы сможем договориться, — сообщил он.
— А кто сказал, что не сможем? — удивился банкир. — Вы неправильно меня поняли. Я просто хотел, чтобы вы лучше представляли себе наше общее положение. В особенности, извините, свое.
По тому, как вздулись и опали желваки на скулах Крестовского, было ясно, что мальчишка правильно все понял. «Знай свое место» — вот какая фраза прозвучала только что на самом деле, и новому, модернизированному и усовершенствованному Дмитрию Крестовскому эта фраза, естественно, понравиться не могла. Но и Александр Антонович, в свою очередь, не мог позволить этому проходимцу диктовать условия, да еще и в его собственном кабинете!
— Итак, — повторил он менторским тоном и демонстративно посмотрел на часы, — давайте как-то переходить к делу. Если позволите, я опишу ситуацию так, как она мне видится. Вы задолжали мне известную сумму. Срок выплаты долга истекает, — он снова посмотрел на часы, — примерно через час. Я ничего не напутал? Нет? Чудесно. Что ж, мне хотелось бы знать, что вы предлагаете. Конкретно! Золото? Превосходно, пусть будет золото. Сколько килограммов, какой пробы, по какому курсу?
Крестовский замялся. Причины этой заминки были Александру Антоновичу ясны.
— Ну же, Дмитрий Петрович, — сказал он благодушно. — Собирались о чем-то договариваться, а сами молчите как рыба…
— Дело в том, — сказал Крестовский, — что цена этого золота определяется не килограммами и не пробой. Тут все сложнее.
Он опять замолчал, явно не зная, как объяснить Гронскому, о чем идет речь, не говоря при этом ничего конкретно. Данная задачка не имела решения, и банкир, привыкший ценить свое время, заговорил сам.
— Насколько я понимаю, вы располагаете неким изделием или, учитывая размеры вашего долга, изделиями из золота, которые, на ваш взгляд, являются уникальными и потому имеют цену, значительно превышающую стоимость обычного металла.
Крестовский молча кивнул — эта формулировка его устроила.
Чтобы он не расслаблялся, Гронский свернул немного в сторону от магистрального пути.
— Следовательно, речь идет о неких фамильных драгоценностях, которыми вы, должно быть, очень дорожите и стоимость которых по вполне понятным причинам склонны сильно преувеличивать.
Вид у Крестовского сделался как у человека, к которому подошла красивейшая из женщин, крепко поцеловала в губы, а потом отвесила звонкую оплеуху. Впрочем, он быстро взял себя в руки и сказал:
— Не я. Этими вещами дорожит все человечество.
— Человечество? Ба! Значит, и я тоже? — радостно воскликнул Гронский. — Теперь-то я знаю, что вы ограбили! Алмазный фонд, вот что! И не отпирайтесь, мошенник!
Крестовский болезненно поморщился.
— Я не шучу, — заявил он.
— Нет? Правда? А мне показалось… Ну, в таком случае я просил бы вас быть поконкретнее. Не надо пугать меня прогрессивным человечеством, я и без того весь на нервах. Кроме того, просто чтобы вы знали, скажу: я не интересуюсь побрякушками. Меня волнуют конкретные вещи — такие, например, как рыночная стоимость. Или, применительно к нашему с вами случаю, недвижимость. К чему мне какое-то в высшей степени сомнительное золото, когда у меня уже есть ваша квартира? А? Не знаете? И я не знаю. Убедите меня! Объясните мне, наконец, зачем мне это надо. А не хотите говорить — воля ваша. Не будем терять время и расстанемся, как говорится, друзьями.
Крестовский немного подумал.
— Речь идет о предметах, являющихся частью так называемого клада Приама, — объявил он наконец.
— Да бросьте, — лениво обронил Гронский. — Древняя Троя? Ну-ну. Это не самая смешная из ваших шуток.
— Я не шучу, — сказал Крестовский. — Поверьте, мне не до шуток. Эта квартира… Ну, словом, она мне дорога как память. Но если вы не заинтересованы в моем предложении, мне придется поискать другое жилье.
И он встал. Гронский уже некоторое время гадал, случится это или нет. Он даже заключил с самим собой небольшое пари и проиграл: Крестовский встал с явным намерением покинуть кабинет. Да оно и немудрено: терять-то ему было нечего…
— Сядьте! — властно приказал Александр Антонович, и Крестовский сел. — Ну что вы, в самом деле? — продолжал банкир, на полную мощность включая свою знаменитую фирменную улыбку. — Сидели, говорили… Ну, куда вы собрались? Вам же идти некуда. Ну, все, все, я пошутил. Скажите, если не секрет, а с чего вы взяли, что это ваше золото — троянское? Кто вам такое сказал? По-моему, вас просто ввели в заблуждение.
— Мне этого никто не говорил, — заявил Крестовский. — Я просто это знаю. Мой прапрадед, Дмитрий Аполлонович Крестовский, принимал участие в раскопках на холме Гиссарлык. Ну, и…
— Ну, и прикарманил кое-что, — закончил за него Гронский. — Обычное дело на раскопках, особенно в те времена. Да, это многое меняет. А вы ничего не путаете?
Крестовский в ответ только хмыкнул. Александр Антонович мысленно усмехнулся. Мальчишке, наверное, казалось, что он хорошо держится. На самом-то деле он был из тех людей, которых даже не нужно пытать, чтобы добыть необходимую информацию. Приласкай такого, налей сто граммов, задай вопрос и позволь открыть рот — сам все расскажет, о чем его и не спрашивали, лопух молодой…
— Значит, не путаете, — констатировал он. — Или, по крайней мере, сами в этом уверены. Ну что же… Вы принесли что-нибудь или просто зашли поболтать?
Поколебавшись еще немного, Крестовский полез в карман пиджака и вынул оттуда бумажный квадратик. Александру Антоновичу показалось, что он разворачивал свою бумажку целую вечность. Но вот наконец последний уголок был отогнут, и в лучах будто нарочно выглянувшего из-за туч солнца заблестела какая-то сложная штуковина, сотканная из множества золотых цепочек, с которых свисали тоненькие золотые листики, — ожерелье не ожерелье, диадема не диадема, а скорее какой-то головной убор, носить который полагалось сзади — в противном случае эти самые цепочки закрывали бы все лицо.
