Злой осторожно высунул голову из люка и огляделся. Прямо перед собой он увидел неглубокую, ощетиненную проросшей сквозь замасленный щебень травой ложбину, по дну которой в три или четыре колеи тянулись поблескивающие при свете далеких фонарей рельсы. По рельсам, гудя, как навозный жук, и лязгая железом, полз состав железнодорожных цистерн. За спиной обнаружилась глухая кирпичная стена, сверху донизу расписанная граффити. Под стеной росла сорная трава. Справа виднелся перекинутый через железную дорогу путепровод на массивных гранитных быках, с гранитными парапетами и литыми чугунными решетками, на которых было полно гербов, звезд, колосьев и прочей совковой атрибутики. Путепровод был освещен мощными розоватыми лампами повышенной интенсивности, по нему в оба конца торопливо сновали машины, а за мостом в мутном от рассеянного электрического света ночном небе горели ровные прямоугольники окон какой-то многоэтажки.
Злой удовлетворенно кивнул, углядев знакомые приметы. Это было то самое место, на которое их обещал вывести Рыжий, и здесь их действительно никто не поджидал. Придя к такому выводу, он нащупал на поясе фонарь, дважды мигнул им оставшемуся внизу Медведю, перебросил через край колодца тяжелую сумку с золотом и перевалился следом.
* * *
— Гляди, капитан, я водяного поймал, — сказал дюжий сержант ППС какому-то худому и сутулому типу в штатском, что отирался около стоявшей с распахнутыми дверцами милицейской «Волги».
Капитан недовольно потянул длинным носом.
— Это не водяной, — сказал он, брезгливо морщась, — это какой-то дерьмовый.
Нос у капитана был примечательный — длинный, тонкий, хрящеватый и какой-то извилистый. Он был словно нарочно создан для того, чтобы его ломали, укладывая точно нацеленными ударами то на правую щеку, то на левую. Глеб Сиверов сделал бы это с огромным удовольствием, но ему мешали как минимум две вещи — скованные за спиной руки и упирающийся в позвоночник между лопатками твердый автоматный ствол.
— Дерьмовый не дерьмовый, — сказал сержант, — а парень серьезный.
С этими словами он торжественно выложил на капот «Волги» «стечкин» с глушителем, две запасные обоймы к нему, аккумуляторный фонарь, самодельный план катакомб, спецназовский нож в ножнах и инфракрасные очки — то есть все, что он отобрал у Глеба в ходе личного досмотра.
— И чего только не плавает в московской канализации! — с очень довольным видом протянул капитан, явно вообразивший, что ему удалось взять с поличным наемного киллера, и уже мысленно примерявший майорские погоны. — Ну что, аквалангист, — обратился он к Глебу, — говорить будем?
— Будем, — с готовностью пообещал Сиверов, — но не здесь и не с тобой.
Сержант немедленно и с нескрываемым удовольствием ударил его по почкам. Слепой упал на одно колено, больно приложившись щекой к теплому пыльному крылу «Волги».
— Ну вы и гоблины, — сказал он, разглядывая неровный отпечаток своей щеки в тонкой коричневато-серой пыли.
— Зато ты красавец, — немедленно ответил капитан, которому явно доводилось слышать в свой адрес и не такое, причем неоднократно. — А еще — силач. Таскать в карманах от двадцати лет до пожизненного — это не каждому по плечу.
Глеб заставил себя встать. Насыщенная запахами трав и мазута, пронизанная яркими огнями и жалобными криками маневровых тепловозов, душная и теплая ночь немного покружилась вокруг него, вызывая тошноту и желание закрыть глаза, а потом угомонилась. Помимо «Волги», до сих пор с бессмысленной расточительностью метавшей во все стороны беззвучные молнии проблескового маячка, Сиверов заметил еще три машины: микроавтобус, милицейский «луноход» и роскошный золотистый «бентли», вокруг которого толклись какие-то люди в погонах и без. Глеб сосредоточил свое внимание на этих людях, и у него немного отлегло от сердца.
— У меня вместительные карманы, — сообщил он капитану. — Все мое ношу с собой. В том числе и помилование.
— Да ну?! — усомнился капитан.
— Во внутреннем кармане, — сказал Глеб, — под комбинезоном.
Повинуясь безмолвному приказу начальства, сержант — виртуоз дубинки и приклада — грубо дернул книзу застежку комбинезона и запустил пятерню Глебу за пазуху.
— Грудь, конечно, не пятый номер, — не удержавшись, прокомментировал его действия Сиверов, — но до следующего раза я постараюсь исправиться. В крайнем случае, поставлю силикон.
Сержант замахнулся свободной рукой, но тут его шарящая пятерня наткнулась на твердый картон удостоверения. Занесенный для удара кулак нерешительно завис в воздухе.
— ФСБ, — упавшим голосом сообщил он, передавая удостоверение капитану.
Тот заглянул вовнутрь, и его и без того кислая физиономия приобрела такое выражение, что от одного ее вида в вымени у коровы наверняка свернулось бы молоко.
— ФСБ, — повторил он с отвращением. — Ну и что, собственно? Сотрудники ФСБ — такие же граждане, как и все остальные. Перед законом, знаешь ли, все равны.
При этом заявлении даже конвоир Сиверова невольно скроил недоверчивую мину: ну, дескать, ты, начальник, и загнул — втроем не разогнешь!
— Ромашова позови, — потребовал Глеб, оставив без внимания безответственный треп по поводу равенства российских граждан перед уголовным законодательством.
— Какого еще Ромашова? — вяло возмутился капитан, делая последнюю, заведомо обреченную на провал попытку сохранить достоинство.
— Подполковника Ромашова, — любезно пояснил Глеб. — Ивана Гермогеновича. Вон он, около «бентли» крутится в мятом пиджаке. Спал он в костюме, что ли? Давай, давай, капитан, хватит кочевряжиться, а то никогда майором не станешь. Тебе же все равно придется меня ему предъявить — хоть в качестве подозреваемого, хоть в любом другом. Хватит набивать себе цену, не то как раз выторгуешь погоны младшего лейтенанта и почетную должность участкового где-нибудь в Сходне или в Бирюлево.
— Прокопов, сходи, — поняв, что этот раунд им проигран, с огромной неохотой бросил капитан.
Гоблин в сержантских лычках, стоявший за спиной у Глеба, перестал ухмыляться при виде того, как об начальство с Петровки вытирают ноги, и вялой трусцой отправился выполнять ответственное задание — сообщить подполковнику Ромашову, что его требует к себе странный тип, которого только что выудили из канализации. Вместе с сержантом на поиски Ромашова отправились ключи от наручников, о чем Глеб вспомнил с большим опозданием, когда звать виртуоза дубинки назад стало уже поздно.
— Браслеты сними, — сказал он капитану.
Носатый сделал вид, что не услышал, и принялся с преувеличенным вниманием разглядывать изъятое у Глеба имущество — понюхал ствол пистолета, осмотрел лезвие ножа, будто и впрямь рассчитывал обнаружить на нем кровь невинно убиенных жертв, и даже примерил инфракрасные очки, глядя сквозь них почему-то не вперед и не по сторонам, а в небо, словно принял их за диковинный портативный телескоп и хотел проверить, есть ли жизнь на Марсе. Сиверов перестал обращать внимание на этого чудака, который, дослужившись до капитана милиции, так и не избавился от детского комплекса неполноценности, и посмотрел, как там сержант.
