— Ну и рыло, — самокритично объявил Медведь, вдоволь налюбовавшись своей новой физиономией, и завозился, возвращая зеркало в исходное положение.
— Усы — признак мужественности, — утешил его Злой.
— Вот признак мужественности, — возразил Медведь, поднося к его носу зажатый в пудовом кулаке «кольт». Пистолет был крупный, но в мосластой пятерне Медведя выглядел как-то несолидно.
— Убери! — зашипел на него Злой. — Офонарел, что ли, гоблин твердолобый?
Медведь снисходительно усмехнулся и спрятал «кольт» под одежду. Злой подавил вздох. Честно говоря, за последнее время он совсем измучился с этим бронтозавром, который словно не хотел понимать, в каком положении они очутились, а главное, как себя следует вести.
Взять, к примеру, тот же «кольт». Злой чуть ли не на коленях ползал, умоляя Медведя выкинуть к чертям собачьим эту волыну, на которой висело столько жмуров, что ими можно было целиком заполнить двухэтажный туристический автобус. Но Медведь не только продолжал хранить пистолет, но и брал его с собой всякий раз, когда надо было выйти из дома — неважно куда, хотя бы и в булочную. На этом «кольте» были написаны строки приговора, в которые Злому совсем не хотелось вчитываться.
— Давай все-таки я схожу, — предложил Медведь.
Злой с сомнением покосился в его сторону. Честно говоря, он испытывал огромное искушение принять предложение напарника. Предстоящее мероприятие при всей его кажущейся невинности было довольно рискованным, а рисковать Злой не любил. Но, с другой стороны, дело было тонкое, требующее не только и не столько сноровки в обращении с оружием, сколько элементарного умения вести себя более или менее по-человечески. Медведю, при всех его превосходных качествах, это было не дано. По-человечески он мог произнести от одной до трех фраз, после чего неизменно сбивался на свойственное ему агрессивное мычание, начисто забывал русский язык и переходил на милую его сердцу феню.
— В натуре, — продолжил Медведь, — я эту байду на раз разрулю.
— Знаю я, как ты разрулишь, — приняв решение, возразил Злой. — Рули ты лучше машиной, а там я уж как-нибудь сам.
— Ну, смотри, — с сомнением протянул Медведь. — Мое дело предложить, твое — отказаться… Не завали дело, братан!
— За собой следи, — буркнул Злой.
Он по очереди вынул из-за пояса и проверил пистолеты — табельные ментовские «пимки», подобранные на месте перестрелки в катакомбах. Злой долго возился, спиливая с них серийные номера, под насмешливые комментарии Медведя, считавшего, что он только попусту теряет время и глубоко заблуждается, рассчитывая жить вечно, да еще и оставаться при этом на свободе.
Пистолеты были в порядке. Злой знал это и так, а проверку затеял только для того, чтобы еще хоть немного потянуть время. Но надо было преодолеть страх. Растолкав пистолеты по местам, он потянул на себя ручку и резко распахнул дверь.
— Не завали дело, — повторил Медведь, запуская мотор.
Машина, замызганный «пассат» — универсал, тронулась с места и скрылась за углом. Неторопливо шагая по тротуару в том же направлении, Злой тихо кипятился. «Не завали дело»… Тоже мне, дело! На такие дела он начал ходить сразу после детского сада. И тем обиднее будет спалиться на такой ерунде, как попытка продать в антикварной лавке парочку золотых побрякушек весом никак не более пятнадцати граммов каждая…
Антикварные лавки, ювелирные мастерские и пункты скупки золота, по мнению Злого, были последним местом, где стали бы поджидать участников кровавой перестрелки в московских катакомбах. С какой стати? Откуда мусорам знать, что все это началось из-за какого-то золота? В живых не осталось никого из участников этой истории, если не считать их с Медведем. А они с Медведем ментам, ясное дело, ничего не говорили — ни про золото, ни про что другое…
Разумеется, проще было бы продать рыжье барыгам, которых навалом на любом рынке. Но барыги, как и официальная скупка, принимают золото по цене лома. Даже Медведь понимал, что содержимое вынесенных ими из-под земли сумок стоит гораздо больше, чем металл, из которого оно сделано. С первого взгляда было видно, что цацки эти старинные, цены небывалой и что любой антиквар оторвет их с руками, только покажи.
Спору нет, умнее было бы подождать, пока уляжется пыль, но очень нужны были деньги. Двух динозавров подвел технический прогресс, которому они, расслабившись на щедрых хлебах Гронского, бездумно доверились. Все их сбережения — к слову, не шибко большие — были помещены на именные счета в родном банке, и вместо наличных в их бумажниках теперь хранились только пластиковые кредитные карточки. После всего, что было, пользоваться кредитками стало небезопасно. Их вычислили быстро — об этом красноречиво свидетельствовали украшенные портретами объявления о розыске, висевшие чуть ли не на каждом столбе, — и первая же попытка вставить кредитную карточку в прорезь банкомата кончилась бы арестом. Да и счета почти наверняка были арестованы, так что денежки, считай, пропали. Зарабатывать же на пропитание вульгарным гоп-стопом, имея под кроватью две сумки старинных золотых побрякушек, обоим казалось смешным и диким. Провернув такое дело и чудом уцелев, попасться на попытке ограбления в подворотне? Нет, пацаны, для этого надо вообще не иметь мозгов…
Злой обогнул угол здания. Пыльный темно-зеленый «пассат» стоял напротив антикварной лавки. Стекла обоих передних окон были опущены, и любому, у кого возникало желание посмотреть в ту сторону, был отлично виден Медведь, который, развалившись в водительском кресле, лениво курил. Его бейсбольная шапочка была сдвинута на лоб, локоть левой руки был выставлен наружу, покоясь на раме окна, и пальцами этой руки Медведь барабанил по крыше, выстукивая на пыльной жести какой-то строевой марш. Клубы табачного дыма лениво выползали в окошко, постепенно рассасываясь в жарком послеполуденном воздухе; на переносице у Медведя теперь поблескивали темные очки, окончательно превратившие его украшенную усами и бакенбардами физиономию в карнавальную маску. Медведь был вылитый обыватель, законопослушный лох, расслабляющийся в ожидании жены, которая заскочила в магазин за хлебом и яйцами.
Перед тем как войти в лавку, Злой немного постоял снаружи, делая вид, что разглядывает выставленное в витрине пыльное барахло — самовары, старинную швейную машинку, какие-то фарфоровые статуэтки и прочий хлам, за который он лично не дал бы ломаного гроша даже под страхом смерти. На самом деле Злой разглядывал не старье, которым была украшена витрина, а себя, проверяя, не выпирают ли из-под одежды рукоятки пистолетов.
Злой пригладил ладонью волосы, бросил взгляд на отражение зеленого «пассата» — Медведь даже не смотрел в его сторону, продолжая курить, — и потянул на себя оснащенную мощной гидравлической пружиной дверь. Над головой у него мелодично звякнул колокольчик, и, миновав разомлевшего от жары пузатого охранника, Злой вошел в тесноватый и душный торговый зал, где было не повернуться от множества диковинных и вычурных предметов, а в углу у окна, растопырив острые, как кинжалы, листья, бледно зеленела пальма в тяжелом приземистом горшке из какого-то грубого, похожего на бетон материала.
