— Как открывается? Вы выходили через заднюю дверь когда-нибудь?
— Задняя дверь… Вспоминаю, выходил. Вместе с Катей. Мы одно время встречались, но недолго.
— Как близко вы были знакомы? — ухватилась за возможность поговорить о личной жизни Елена.
— Какое это имеет значение? Встречаются люди, расстаются — обычное дело. Это было давно, а длилось от силы месяц. С тех пор Катя вышла замуж, и я был рад за нее, — ответил Баринов агрессивнее, чем нужно.
— Последний вопрос, Валентин Евгеньевич. Кому сейчас принадлежит компания «Золотой квадрат»?
— Интересный вопрос, сложный. Формально, еще не прошло шесть месяцев со смерти Золотовых, кто-то из дальних родственников может предъявить права на наследство. Юристы пока ждут.
— Не так уж много осталось ждать, — заметила следователь.
— Я работаю в прежней должности. Как раньше, так и сейчас.
Баринов развел руки, демонстрируя кабинет, мол, сами видите, на роскошь не претендую.
Петелина задала еще несколько вопросов и окончательно убедилась, что финансовый директор не горит желанием излить душу. Либо это природная осторожность, либо ему есть, что скрывать. Как бы то ни было, но без улик любые ее умозрительные выводы так и останутся догадками.
Она попрощалась. Хозяин кабинета проводил ее до двери и спросил:
— Скажите, а что будет с Самсоновым? Где он сейчас?
— Ищем, — также коротко и неполно ответила следователь.
Валентин Евгеньевич несколько минут смотрел в закрытую дверь. Его губы беззвучно шевелились, а в голове звучала мысль, похожая на молитву: «Вы не найдете его. Самсонов исчезнет. Макар справится».
22
Прокурор Чуприн позвонил старшему лейтенанту Кочанову утром. Тон столичного начальника был покровительственным, мол, что бы ты без меня делал:
— Нашел я твоих буддистов. Некий Тинджол им чистит карму на бывшей турбазе «Дубрава».
— Где это? — пытался сообразить старлей.
— Глухомань в лесу. Лови координаты для навигатора. Ты уверен, что твой беглец там?
— Больше негде. В людном месте его бы сцапали. Многие хотят отличиться.
— Или попасть на ток-шоу. Ты по-прежнему готов действовать решительно? — прощупал настроение начальника конвоя прокурор.
— Мне отступать некуда. Готов кровью искупить вину, — ляпнул Кочанов высокопарную фразу.
— Твоя кровь мне ни к чему, — с акцентом на первое слово ответил прокурор и грубо предупредил: — Ты учти, Кочанов, административное дело о побеге можно переквалифицировать и в уголовное. Пособничество побегу со стороны лиц охраны — от года до десяти. Знаком с такой статьей?
— Слушай, прокурор, не капай мне в мозг кислотой. Я найду беглеца и…
— Удачи! — оборвал его собеседник.
Опытный прокурор избегал однозначных фраз в телефонных разговорах. Что бы не совершил начальник конвоя в дальнейшем, он лишь оказывал ему информационное содействие в поиске преступника. Все в рамках закона.
Кочанов велел своим бойцам собираться в дорогу. Они загрузились в машину, вбили координаты турбазы в навигатор, и через несколько часов троица охотников на джипе свернула в лес.
Грунтовая дорога становилась все более узкой и менее накатанной. К одной из сосен на обочине была прибита самодельная табличка: «Частная территория. Проезд запрещен!»
— Во, обнаглели! — возмутился Ширко, сидевший за рулем.
Джип миновал табличку, не успел проехать и сотни метров, как под колесами что-то хрустнуло и заскрежетало. Ширко остановился, торопливо вышел и разразился ругательствами:
— Какого хрена! Грабли, суки, разбросали!
Кочанов выбрался из машины, осмотрел повреждения. В оба передних колеса вонзились зубцы старых грабель, зубчатые железки затянулись под крылья, джип осел на диски.
— Запаска только одна, — процедил он с леденящим бешенством.
Повреждения любимого «чероки» подхлестнули его злость. Он посмотрел на просвет впереди дороги, сверился с навигатором — до турбазы «Дубрава» рукой подать.
— Ты идешь со мной в гости к уродам, — кивнул он Сиротину, а Ширко указал: — А ты колесо меняй. Второе у буддистов возьмем, они за все ответят.
Вскоре двое сотрудников ФСИН увидели деревянные домики, подкрались поближе, а когда прятаться стало негде, быстро вошли в буддистский лагерь, чтобы сохранить элемент неожиданности.
В большой беседке с деревянным настилом проходили занятия йогой. Босые люди в обтягивающих трико лежали на резиновых ковриках, а ряженый буддийский монах показывал упражнения с дощатого возвышения, обрамленного резными столбами, украшенными цветными ленточками. Монах располагался лицом к дороге и первым увидел вооруженных гостей в камуфляже.
Занятия прекратились. Кочанов поднялся в беседку, шепнув Сиротину, чтобы тот никого не выпускал.
— Всем оставаться на местах! — приказал старший лейтенант.
Он прошел между рядами, разглядывая собравшихся так, как привык разглядывать зэков. Пусть видят, что перед ними власть. Мужчин среди поклонников йоги оказалось вдвое меньше, чем женщин, беглеца, к сожалению, среди них не было.
Начальник конвоя вернулся к бритоголовому монаху, презрительно осмотрел его странное одеяние, босые огрубевшие ноги и спросил:
— Мы разыскиваем Игоря Самсонова. Говори, где он?
— Фамилии мы оставили в суетном мире. Здесь мы все братья и сестры.
Монах отвечал миролюбиво, но Кочанову казалось, что над ним издеваются. Он повысил голос:
— В первую очередь вы граждане, у которых должны быть документы. Как тебя зовут?
— Учитель Тинджол. Нельзя ли говорить тише. Мы придерживаемся обета молчания.
— Нельзя! — рявкнул Кочанов. — Я разыскиваю беглого преступника, убийцу! Сколько вас тут? Здесь все?
Учитель молчал.
— Сиротин, осмотри домики. Никому не вставать! — прикрикнул сотрудник колонии на попытавшихся подняться с коврика.
Тинджол смиренно сложил ладони, пробормотал невнятную молитву и попробовал продолжить занятие, но люди были напряжены. Сиротин обежал домики, вышел из последнего и покачал головой: пусто.
Кочанов прищурился. Небольшая турбаза с десятком домишек была, как на ладони, укрыться негде. Да и автотранспорта, с которой можно было бы снять колеса, не наблюдалось. Разочарованный он обошел сидевшего на коленях монаха, сорвал бумажные цветные ленточки со столбов и швырнул их в бритую голову Учителя. Тот не шелохнулся.
— Обет молчания у вас, — распалялся старлей. — А если так?
Он выхватил пистолет и выстрелил в деревянный столб над головой монаха. Сухое дерево отозвалось гулким стуком, будто по нему ударили молотком. Монах беззвучно склонил голову к сдвоенным ладоням. Рядом с ним истошно завизжала хрупкая девушка. Она вскочила с коврика и побежала с веранды, сверкая голыми пятками. Ее примеру последовали другие женщины, а потом и мужчины.
