— Ты не закончишь на этом деле, — Роберт сжал угловатую коленку. — Я же теперь с тобой. Я все сделаю, чтобы тебя это не коснулось.
— Не коснулось? Роберт, я погряз в этом. Это дело — это моя жизнь. Другая жизнь, которая была когда-то канула в небытие. И единственное, что я планировал — это вернуться к ней.
Горностай нахмурился и резко убрал руку, вернул ее на руль. Мрачно произнес:
— А ты эгоист.
— В смысле? — медовые глаза вспыхнули, руфер выпрямился в кресле, убрав ноги с приборной панели. — Я не понял…
— В том смысле, что ты гонишься за призраками и в упор не видишь, что ты уже не один. Что ты уже несешь ответственность за человека, который тебя любит.
Габриэль уставился на полицейского, внимательно следившего за дорогой.
— Не понял.
— Ты несешь ответственность за меня, так тебе понятно будет?
Старший лейтенант так и не повернул голову, позволив Призрачному оценить серьезность его заявления во всем своем ужасающем объеме.
— Ответственность за тебя?
— Да. Ты собираешься идти до конца, но не слышишь или отказываешься слышать то, что я тебе говорю. Пойду за тобой. Если ты до конца, и я до конца.
— Но ты не можешь! У тебя же брат и сестра!
— Ошибаешься, — мотнул головой Горностай. — Я всему их научил, они взрослые и в мирном городе вполне справятся сами. Так что, как видишь, я вполне могу отдать свою жизнь за того, кого люблю. Даже если для него это ничего не значит.
Габриэль захлопал ртом не зная, что ответить на подобное заявление, поразившее его до глубины души, заставившее его содрогнуться всем худосочным телом и забыть все то, о чем говорил до этого.
— Я хочу, — негромко продолжил полицейский, — чтобы ты помнил это, когда в следующий раз полезешь животом на чей-то нож.
Габриэль замолк. Внезапно, совершенно неожиданно в его черном, прогнившем за долгие годы мире появилась брешь. Будучи воспитанным в большей степени бабушкой и мамой, которые учили его хранить семейные ценности, беречь семью и близких, быть справедливым и ненавидеть, уничтожать в себе эгоизм, Грассо вдруг осознал, что его только что очень жестоко подставили. А ведь действительно, до этого момента он был один. Все для себя решил, у него был план! Был план! Чёткий, понятный до каждого винтика план.
А теперь этот план развалился. Он рассыпался с каждым новым метром, который они преодолели, мчась на скорости выше ста семидесяти километров в час. Ведь и впрямь, как он не увидел этого до сих пор? Ведь Горностай уже доказал это. Он не отстанет. Пойдет за ним по пятам до самого конца и если где-то на пути его, Габриэля, убьют, то Роберт если не успеет закрыть его собой, что даже более вероятно, то закончит дело до конца.
Таким образом выходит, что…
Что, сознательно идя до конца, он сознательно ведет туда же и до того же конца Роберта. Да, у Горностая есть не меньшая причина разобраться с «Волной», но до недавнего времени у полицейского не было планов закончить на этом. У него же семья есть. Но если он ставит все под таким углом…
Габриэль так и не очнулся от своих нелегких размышлений, до самого приезда в дачный посёлок. Они без труда нашли улицу и дом, у калитки их обоих уже ждала женщина. Пожилая, но в городском платье, поверх на которое был повязан фартук, который она уже успела испачкать в пыли и грязи. Махнув парням рукой, она пригласила их следовать за собой. В доме, прямо в сенях, передала им документы.
— Эта папка хранилась у меня больше двадцати лет. Ой, ребята, я уже и думать бы забыла об этом, но у меня внуки растут. Я боюсь за них. Знаете, долгое время дочь не могла выйти замуж. А тут вдруг и мужчину нашла и двоих девочек родила. А что теперь? Я уж думала, пришло счастье на старости лет, так девчонок теперь страшно из дома вывести. Да что там из дома. Я слышала, на днях такое было! Люди в своих собственных семьях друг друга резать начали! Я засыпаю каждую ночь с кошмарами и с ними же просыпаюсь. А что, думаю, будет, если вдруг сама рассудок потеряю и брошусь на собственную дочь? Или на внучек? На моих ангелочков? Что могу натворить в безумии? Берите, берите папку и поспешите, я вас очень прошу. На тебя, Призрачный, одна надежда. Один ты в этом смог разобраться, один на себе правду волок. Я тоже знала о том, что творилось в нашем НИИ, но куда мне против них? Все что смогла, помалкивать в тряпочку. Я слышала, слышала про несчастные случаи, один за другим произошедшие с теми, кто работал непосредственно над проектом. Я-то бухгалтер, ничего такого знать не должна была. Но научные сотрудники тоже люди и иногда могут болтать всякое, особенно когда у них что-то получается или не получается. На перекурах, по дороге домой. Я всегда на машине ездила, нередко подбрасывала кого-то из них до дома. Мне не сложно, а им приятно. Одно ведь дело делали. Но какое страшное…
Габриэль поблагодарил женщину и даже обнялся с ней на прощание. Старший лейтенант же сохранял хладнокровие. Полицейский забрал папку себе. Уже в машине, на обратном пути пояснил:
— Лучше будет, если я сейчас отвезу тебя домой, а сам отправлюсь на работу. Чем быстрее зафиксирую появление видео и папки, тем быстрее смогу возбудить уголовное дело. Теперь для этого есть все основания.
— Как скажешь, — внезапно легко согласился Габриэль, сбросил кроссовки и закинул ноги на панель.
— Что? Габриэль. Ты что-то задумал?
— Ничего я не задумал, — прикрыв веками медовые глаза и сделав вид, что собирается спать, ответил хитрый руфер. — Устал, у тебя мягкая кровать, в холодильнике есть еда. Хозяин дома вроде как не гонит прочь. Зачем мне что-то выдумывать?
— Габриэль, — процедил сквозь зубы Горностай. — Я уже начинаю думать, что мне лучше тебя арестовать. Посидишь в камере, пока я все закончу.
— В камере? — всполошился Призрачный. — Чего это? Зачем в камере? Ты же обещал отвезти меня к себе домой! Я не хочу в камеру, да и не за что тебе меня…
— Я найду за что, — проворчал полицейский. — Если другим способом я не могу тебя защитить, то подержу в камере. Так хоть буду уверен, что ты не сбежишь, чтобы натворить глупости.
— Я не собираюсь ничего творить! Эй! Роберт! Ты чего?
Полицейский на капризы Габи не отвечал, посвятив все свое внимание дороге. Грассо надул розовые губки.
— Ты чего? Роберт, — подергал он мрачного полицейского за рукав пиджака. — Я есть хочу и спать. Зачем меня в камеру? Ну, хочешь, я тебе ужин приготовлю?
— Хочу, — отозвался Горностай, нехотя смягчаясь после уговоров того, кто, подражая ласковому коту, выскользнул из-под своего ремня безопасности и потерся щекой о его плечо. Полицейский мельком скосил взгляд на своего пассажира. Медовые глаза взирали на него столь жалобно, что он сдался.
— Ты обещаешь мне, что ничего не натворишь?
— Если только испорчу твою кухню, — хохотнул руфер, — я не слишком хорошо готовлю.
