Бабушка учила Габриэля говорить правду и никогда не лгать матери. Но мальчик уже в этом нежном возрасте начал подозревать, что правда не всегда к лучшему. К примеру, почему, когда он говорит правду, мама потом расстраивается, а отец ругает не его, а ее? Разве правда должна делать такое?
— Я давно говорил, отрезать ее надо! — прогремел отец свысока.
Габи папа напоминал слона — такой же большой, толстый и неуклюжий. Было непонятно, за что мама его полюбила? Габриэль много времени проводил на улице, особенно теперь, во время летних каникул. И часто видел очень красивых мужчин. Почему мама не влюбилась в одного из них? Почему выбрала отца, который не только не был красивым, но зачастую ничего не делал, кроме как ругался.
— Ее нельзя отрезать! — выпалил мальчишка, с ног до головы перепачканный грязью, которая говорила о довольно серьезной драке, с катанием по мокрой после дождя земле. — Нельзя! Нельзя!!! Это мамина коса! Я не позволю ее отрезать!!!
— Конечно, — мягко кивнула мама, погладив сына по голове, — ты лучше будешь каждый день драться. Получать тумаки за свою косу?
— И нас позорить, — добавил отец, с укором посмотрев на маму.
У Грассо старшего были совсем другие глаза. Итальянец в каком-то поколении, он имел смуглую кожу, крупные, неуклюжие, как и он сам черты лица и черные, часто очень злые черные глаза. Дези сам не мог с точностью сказать, был его дед или отец итальянцами — и тот, и другой, бросили своих жен, оставив лишь фамилию на память. Благодаря своей матери, Дези получил к фамилии и итальянское имя.
— Этот, — отец указал на него толстым пальцем, — худший из моих сыновей. Мало того, что хилым вышел, косу отрастил, с малых лет неуправляемый. А все потому, что ты не даешь мне его как следует наказать!
— Детей бить нельзя, — мама строго посмотрела на мужа. — Габи, беги к бабушке, надо промыть и обработать рану. Я чуть попозже подойду. Тебе еще поесть надо, целый день бегаешь, даже про обед забыл.
Мама как обычно взяла его под защиту. Мальчик не удержался, обнял молодую женщину тоненькими ручонками, похожими на две хрупкие веточки и от всей души поцеловал в нежную щеку. Отстраняясь, он сильно-сильно втянул ноздрями воздух, чтобы в его груди осталось как можно больше аромата розовых роз.
Габи скинул сандалии в прихожей и со всех ног помчался к бабушке в комнату, лишь раз он обернулся, чтобы удостовериться, что мама смотрит на него. Она не смотрела — отец уже показал ей пройти в гостиную для серьезного разговора. Мальчик задержался в коридоре, готовый в любую секунду сорваться на помощь матери, если та позовет. Но она не позвала. Его позвал совсем другой человек.
— Габриэль, Габи, что ты там стоишь? Заходи уже скорее!
Бабушка сидела в своем полосатом кресле у окна. Пока он был маленький, они с бабушкой делили эту комнату на двоих. Эта трехкомнатная квартира на четвертом этаже принадлежала его бабушке и должна была достаться Алене, маме Габи. Мальчик знал, что у его отца нет своей квартиры, зато у него есть две другие семьи. Две другие жены и трое других сыновей, которые, как не уставал повторять Грассо старший, были непременно лучше, чем эти. Алена Лапшина стала третьей женой толстого Грассо и самой нелюбимой. Отец безумно влюбился в его маму, они познакомились на каком-то мероприятии, где папа работал у важного человека телохранителем. Мама была переводчицей у другого важного человека. В маминого важного человека стреляли, и папа смело ее уберег от пули. Так состоялось их знакомство. Алена Лапшина была младше своего супруга на целых тринадцать лет. К тому времени у отца уже было за плечами два неудачных брака и в каждом сыновья. Влюбившись в прекрасную обладательницу длинной косы, Дези мечтал, что у них родится дочка. Он так сильно мечтал об этом, что, когда родился мальчик, от расстройства целый месяц не показывался в доме у Лапшиной. В конце концов он приехал и даже остался, но сына так и не смог полюбить. Постоянно сравнивал его с другими своими детьми, которым посчастливилось стать полной отцовской копией. Его ненависть к сыну отражалась на Алене.
— Что ты там застрял, Габи? Заходи скорее! Ой! Кошмар какой, где же тебя так угораздило?!
Бабушка хлопнула маленькими ладошками по щекам. Ольга Алексеевна тоже была женщиной щуплой и невысокой. Ее дочь полностью пошла в свою мать, внук родился их копией.
— Ты опять подрался? — покачала она головой.
— Бабуль, они меня уже об этом спрашивали.
— Кто? Родители?
— Ага.
— Ну, — Ольга Алексеевна хитро прищурилась, — а они спросили, кто хоть победил? Ты его или он тебя?
— Бабуль! — внук гордо выпятил плоскую грудь и показал два маленьких кулачка, как это делают боксеры. — Их было трое! Я их всех побил! Прямо, как ты учила! Все сделал, как ты учила!
Ольга Алексеевна весело рассмеялась в кулачок, она тоже старалась лишний раз не шуметь в своей собственной квартире, чтобы не раздражать зятя, который и без того без конца во всем подряд упрекал ее дочь.
— Трое? А ну, снимай свои штаны. Будем дырку заштопывать. И ногу обработаем, а пока я смажу ее йодом, ты мне расскажешь, какие приемы применял.
— Бабуля, — хмыкнул мальчик, — я все правильно сделал, не сомневайся!
— Но синяк-то заработал? Снимай штаны, борец. Где там твоя коленка.
Ольга Алексеевна потянулась к тумбочке, открыла верхний ящик и достала оттуда металлическую коробку из-под конфет, которую лет тридцать назад привезла с соревнований. Эту коробку она купила в Китае. На крышке нарисована женщина в красном кимоно, рядом с ней прогуливаются две длинноногие, сказочные птицы с красным оперением. Габриэлю очень нравилась эта коробка, он нередко заглядывал к бабушке в ящик, чтобы разглядеть ее поближе.
Мальчик стянул с себя грязные джинсы и подставил коленку бабушке. Та, чем-то побрызгав на рану, протерла ее ватным тампоном.
— Щиплет?
— Неа, — помотал головой Габриэль. Он мужественно сжал зубы — мальчики не боятся боли, этому тоже его научила бабушка. Как и множеству приемов кунг-фу. Ольга Алексеевна была кандидатом в мастера спорта и внука начала обучать любимому виду боевых искусств, который практиковала сама, с ранних лет. Казалось, Габриэлю не было и трех, когда он выучил свой первый самый простой прием. Он отрабатывал его на бабушкиной подушке, потому что не было с кем сражаться. Эта подушка желто-оранжевого цвета стала его первым противником.
— Хорошо, что не щиплет. А я думала, больно будет, — Ольга Алексеевна прищурила немного поблекшие из-за возраста медовые глаза. — Ну, раз не больно, побрызгаем еще. Грязи ты на себя собрал много, лишним не будет. И косу свою запачкал. Неужто опять оторвать пытались?
— Пытались.
— Молодец, что не позволил. Ты, Габриэль, сильным мужчиной вырастешь, главное, достойным. Любить маму — не может быть стыдно, ты не слушай никого. Считаешь, что эта коса тебе нужна — носи ее гордо. Это твое достоинство.
