Книга Психология бессознательного, страница 108. Автор книги Зигмунд Фрейд

Разделитель для чтения книг в онлайн библиотеке

Онлайн книга «Психология бессознательного»

Cтраница 108

Относительно вытесненных следов воспоминаний можно констатировать, что на протяжении длиннейшего промежутка времени они не терпят никаких изменений. Бессознательное находится вообще вне времени. Наиболее важная и вместе с тем наиболее странная особенность психической фиксации заключается в том, что, с одной стороны, все впечатления сохраняются в том же виде, как они были восприняты, и вместе с тем — сохраняются все те формы, которые они приняли в дальнейших стадиях развития; сочетание, которого нельзя пояснить никакой аналогией из какой бы то ни было другой области. Таким образом, теоретически любое состояние, в котором когда — либо находился хранящийся в памяти материал, могло бы быть вновь восстановлено и репродуцировано даже тогда, если бы все те соотношения, в которых его элементы первоначально находились, были заменены новыми.

При забывании намерений на первый план выступает другой момент: конфликт, о котором при вытеснении тягостных для воспоминания вещей можно лишь догадываться, становится здесь осязательным, а при анализе соответствующих примеров мы неизменно находим встречную волю, сопротивляющуюся данному намерению, не аннулируя его, однако. Как и при рассмотренных выше видах ошибочных действий, здесь наблюдаются два типа психических процессов: встречная воля либо непосредственно направляется против данного намерения (когда намерение более или менее значительно), или же по своему существу чужда намерению и устанавливает с ним связь путем внешней ассоциации (когда намерение почти безразлично).

Тот же конфликт является господствующим и в феноменах действий по ошибке. Импульс, обнаруживающийся в форме расстройства действия, представляет собой сплошь да рядом импульс встречный, но еще чаще это просто какой — либо посторонний импульс, пользующийся лишь удобным случаем, чтобы при совершении действия проявить себя в форме расстройства его. Случай, когда расстройство происходит в силу внутреннего протеста, принадлежит к числу более значительных и затрагивает также более важные отправления.

Далее, в случайных или симптоматических действиях внутренний конфликт отступает все более на задний план. Эти мало ценимые или совершенно игнорируемые сознанием моторные проявления служат выражением для различных бессознательных или вытесненных импульсов; по большей части они символически изображают фантазии или пожелания.

По первому вопросу — о том, каково происхождение мыслей и импульсов, выражающихся в форме ошибочных действий, можно сказать, что в ряде случаев происхождение расстраивающих мыслей от подавленных импульсов душевной жизни может быть легко показано. Эгоистические, завистливые, враждебные чувства и импульсы, испытывающие на себе давление морального воспитания, нередко используют у здоровых людей путь ошибочных действий, чтобы так или иначе проявить свою несомненно существующую, но непризнанную высшими душевными инстанциями силу. Допущение этих ошибочных и случайных действий в немалой мере отвечает удобному способу терпеть безнравственные вещи. Среди этих подавленных импульсов немалую роль играют различные сексуальные течения. Если как раз эти течения так редко встречаются среди мыслей, вскрытых анализом в моих примерах, то виной тому — случайный подбор материала. Так как я подвергал анализу преимущественно примеры из моей собственной душевной жизни, то естественно, что выбор носил предвзятый характер и стремился исключить все сексуальное. В иных случаях расстраивающие мысли берут свое начало из возражений и соображений, в высшей степени безобидных на вид.

Мы подошли теперь ко второму вопросу: каковы психологические условия, нужные для того, чтобы та или иная мысль была вынуждена искать себе выражения не в полной форме, а в форме, так сказать, паразитарной, в виде модификации и расстройства другой мысли. На основании наиболее ярких примеров ошибочных действий скорее всего хочется искать эти условия в том отношении, которое устанавливается к функции сознания, в определенном, более или менее ясно выраженном характере «вытесненного». Однако при рассмотрении целого ряда примеров характер этот все более и более растворяется в ряде расплывчатых намеков. Склонность отделаться от чего — нибудь в силу того, что данная вещь связана с потерей времени, соображения о том, что данная мысль, собственно, не относится к задуманной вещи, по — видимому, играют в качестве мотивов для вытеснения какой — либо мысли, вынужденной затем искать себе выражения путем расстройства другой мысли, ту же роль, что и моральное осуждение предосудительного эмоционального движения или же происхождение от совершенно неизвестного хода мыслей. Уяснить себе этим путем общую природу условий, определяющих собой ошибочные и случайные действия, нет возможности. Одно только можно установить при этих исследованиях: чем безобиднее мотивировка ошибки, чем менее избегает сознания мысль, сказывающаяся в этой ошибке, тем легче разрешить феномен, коль скоро на него обращено внимание; наиболее легкие случаи обмолвок замечаются тотчас же и исправляются самопроизвольно. Там, где мотивировка создается действительно вытесненными импульсами, там для разрешения требуется тщательный анализ, могущий порой встретиться с трудностями, а иногда и не удаться.

Мы имеем, таким образом, право вывести из этого последнего рассмотрения указание на то, что удовлетворительное выяснение психических условий, определяющих собой ошибочные и случайные действия, можно получить лишь подойдя к вопросу иным путем и с другой стороны. Мы хотели бы, чтобы снисходительный читатель усмотрел из этих рассуждений, что тема их выделена довольно искусственно из более обширной связи.

VII. Наметим в нескольких словах хотя бы направление, ведущее к этой более обширной связи. Механизм ошибочных и случайных действий, поскольку мы познакомились с ним при помощи анализа, в наиболее существенных пунктах обнаруживает совпадение с механизмом образования сновидений, который я разобрал в моей книге о толковании сновидений в главе о «работе сновидения». Сгущение и компромиссные образования (контаминации) мы находим и здесь и там. Ситуация одна и та же: бессознательные мысли находят себе выражение необычным путем, посредством внешних ассоциаций, в форме модификации других мыслей. Несообразности, нелепости и погрешности содержания наших сновидений, в силу которых сновидение едва не исключается из числа продуктов психической работы, образуются тем же путем (хотя и более свободно обращаясь с наличными средствами), что и обычные ошибки нашей повседневной жизни: здесь, как и там, кажущаяся неправильность функционирования разрешается в виде своеобразной интерференции двух или большего числа правильных актов. Из этого совпадения следует важный вывод. Тот своеобразный вид работы, наиболее яркий результат которой мы видим в содержании сновидений, не должен быть относим всецело на счет сонного состояния психики, раз мы в феномене ошибочных действий находим столь обильные доказательства того, что она действует также и наяву. Та же связь не позволяет нам усматривать в глубоком распаде душевной жизни, в болезненном состоянии функций необходимое условие для осуществления этих психических процессов, кажущихся нам ненормальными и странными1.

Верное суждение о той странной психической работе, которая порождает и ошибочные действия, и образы сновидений, возможно лишь тогда, если мы убедимся, что психоневротические симптомы — специально — психические образования истерии и невроз навязчивых состояний — повторяют в своем механизме все существенные черты этого вида работы. С этого должны были бы, таким образом, начаться наши дальнейшие исследования. Но рассмотрение ошибочных, случайных и симптоматических действий в свете этой последней аналогии представляет для нас еще и особый интерес. Если мы поставим их на одну доску с психоневротическими проявлениями, с невротическими симптомами, то приобретут смысл и основание два весьма распространенных утверждения: что граница между нормальным и ненормальным в области нервозности непрочна и что все мы немного нервозны. Можно до всякого врачебного опыта конструировать различные типы такого рода едва намеченной нервозности, то, что называется formes frustes невроза: случаи, когда симптомов мало или когда они выступают редко или нерезко, когда, таким образом, ослабление сказывается в числе, в интенсивности, в продолжительности болезненных явлений; но, быть может, при этом останется необнаруженным как раз тот тип, который, по — видимому, чаще всего стоит на границе между здоровьем и болезнью. Этот тип, в котором проявлениями болезни служат ошибочные и симптоматические действия, отличается именно тем, что симптомы сосредоточиваются в сфере наименее важных психических функций, в то время как все то, что может претендовать на более высокую психическую ценность, протекает свободно. Обратное распределение симптомов, их проявление в наиболее важных индивидуальных и социальных функциях, — благодаря чему они оказываются в силах нарушить питание, сексуальные отправления, обычную работу, общение с людьми, — свойственно тяжелым случаям невроза и характеризует их лучше, чем, скажем, множественность или интенсивность проявлений болезни. Общее же свойство самых легких и самых тяжелых случаев, присущее также и ошибочным и случайным действиям, заключается в том, что феномены эти могут быть сведены к действию вполне подавленного психического материала, который, будучи вытеснен из сознания, все же не лишен окончательно способности проявлять себя.

Вход
Поиск по сайту
Ищем:
Календарь
Навигация