Наутро четвёртого дня, прямо за завтраком, Кристиан приносит нам свежие новости.
– Даниил привёл армию к пограничному лесу, – выдыхает он, как только входит в столовую. – Пока небольшую, но намёк понятен.
Северин с такой силой опускает кулак на стол, что все столовые приборы дребезжат. Анна, Марк, которого я приставил к брату в качестве личной охраны, и даже я подскакиваем от неожиданности.
– Пожалуй, я сам его убью.
Я ожидал такую реакцию от себя или даже от Анны, но наш рассудительный король реже поддаётся эмоциям. Хотя я всегда забываю, что, может, я и старший брат, но перестал стареть в двадцать два. Сейчас Северину уже двадцать четыре, хоть внешне мы выглядим почти одного возраста. Однако мой младший брат давно не мальчик, он – король. И не так давно на его семью посмели напасть. Нам повезло всем остаться в живых, но лишь повезло.
– Становись в очередь, брат, – фыркаю я, пытаясь разрядить обстановку, и возвращаюсь к завтраку.
– Если вы будете соревноваться по старшинству, то я – первый претендент на его голову, – помогает мне Анна.
– Думаю, мы все проиграем, как только проснётся Агата, – хило, но улыбается Северин, а мы киваем, соглашаясь с ним.
Кристиан, игнорируя нашу болтовню, устало падает на стул и быстро набирает себе еды. Я отмечаю, что у дяди на сапогах свежий снег, а верхний кафтан он лишь расстегнул, не позаботившись снять. Торопился.
– И вот ещё. Письмо от Даниила, – дядя заталкивает в рот кусок яичницы и отрывается от еды только на мгновение, чтобы вытащить из-за пазухи помятое письмо с несломанной печатью.
Он кидает его перед нами как какой-то мусор и возвращается к еде.
– Предпочитаю поесть, пока его содержание не испортило мне аппетит, – бормочет он с набитым ртом, замечая наши недоумённые взгляды, и вновь заглатывает еду.
Дядя почти не спит, а ест и того меньше, проводя после нападения много времени среди разведчиков, пытаясь выяснить всё что можно о планах Даниила.
Северин раскрывает письмо, мы терпеливо ждём, наблюдая, как его выражение лица остаётся каменным, пока глаза бегают по строчкам. Анна удивлённо распахивает глаза, когда на последних строчках её муж презрительно усмехается и швыряет письмо обратно на стол.
– Он хочет встретиться, – медленно говорит брат, отпивая горячий чай, чтобы уменьшить хриплость в горле. – Но не со мной.
– С Александром? – спрашивает Анна, переводя взгляд на меня.
– Нет. С Агатой.
Я хватаю письмо первым, пока Анна только тянется, так же как и я, разъярённая наглостью короля Аракена. Читаю его быстро, перескакивая дурацкие титулы, приветствия, завуалированные намёки на войну, предупреждения и прочую чушь, пока не добираюсь до главного.
Встреча. Он хочет встретиться на территории Аракена в небольшом лесном домике, восточнее того места, где мы пересекли границу. Он требует переговоров и угрожает открытыми военными действиями, если мы не пойдём на мировую и не примем это приглашение. В письме ни слова о том, кого именно из нашей семьи он хочет видеть и хочет ли вообще, но демонстративно требует возвращения ему Агаты, подчёркивая её имя несколько раз. Он даже указывает, что одной Агаты на встрече будет достаточно.
Я передаю письмо Анне, а та, закончив чтение, рвёт его на мелкие куски.
– Когда нужно отправить ответ? – спрашиваю я у Кристиана.
– Завтра вечером, иначе гонец не успеет. У нас есть день, чтобы подумать.
– Что ж. Раз Даниил хочет войны с нашей семьёй, я дам ему эту войну.
Я встаю из-за стола, принимая первое своё решение из множества тех, что должен сделать.
Глава 11
Нити Жизни. То, что есть в каждом человеке, но видеть, показывать, ощущать и влиять на них могут только Мары. Они могут как порвать их, так и укрепить. Могут разрезать или подарить долгую жизнь.
Нитей у каждого человека три, и если после смерти хоть одна из них останется целой, то есть шанс, что умерший вновь поднимется, превращаясь в ходячего мертвеца.
Однако один из королей Серата, которому Мары даровали длинную жизнь, перед самой смертью упомянул близким друзьям, что прикосновение Мары к его нитям было самым приятным прикосновением в его жизни.
Малахий Зотов. Забытое о Марах и Мороках
С трудом я разлепляю глаза и медленно оглядываю комнату, понимая, что нахожусь у себя. Поворачиваю голову и взглядом натыкаюсь на спящую Анну. Не знаю, сколько я проспала, но уже ранее утро, а за окном ярко светит солнце на голубом, безоблачном небе. Сестра в милом светло-сером платье спит прямо на одеяле, поджав ноги к груди и подложив руку под голову. На кровати полно места, но она всё равно легла прямо впритык ко мне. Её лицо осунулось и побледнело, а под глазами появились тёмные круги. Я беспокоюсь, не сидела ли она здесь сутками, лишая себя сна и еды.
Анна не просыпается, когда я с трудом сажусь на кровати, и не открывает глаз, даже когда я откидываю одеяло и сама пытаюсь встать. Сестра продолжает ровно и глубоко дышать, поэтому я не бужу её, давая ей время отдохнуть.
Меня помыли, обработали все раны и переодели. Я вижу свежие бинты на правой руке, на торсе. В зеркале на меня смотрит моё бледное лицо с разбитой губой, где ранка покрылась коркой, а на челюсти справа уже начал таять обширный синяк. Шиплю, когда бок простреливает при ходьбе, но я больше не истекаю кровью, а значит, боль и раны временны, Кристиан был прав. Всё заживёт. Я помню, как он говорил мне странные вещи, но теперь не могу быть уверена, что всё это действительно слышала, может, половину моё сознание просто придумало, будучи в бреду. Решаю поговорить с ним, когда будет возможность.
Я двигаюсь по комнате медленно, стараясь не тревожить бок лишний раз. А натягивание штанов и рубашки превращается в длительную пытку, где я кривлюсь от каждого наклона. Только после третьей неудачной попытки поднять руки, чтобы расчесать волосы, иду будить Анну.
Сестра просыпается резко, буквально подскакивает на кровати, с опаской озираясь вокруг. А когда замечает меня, на ногах и уже в одежде, взрывается слезами. Я стараюсь не ахнуть, когда она обхватывает меня за шею и прижимается слишком близко, отчего тело вновь начинает болеть.
– Я убью этого Даниила, я убью их всех!
Она беспрерывно шепчет сквозь громкие всхлипы о том, как кроваво разделается со всеми правителями Аракена, а я тихо смеюсь и поглаживаю её по волосам, слушая подробности, на которые она вряд ли способна.
– Как Северин? – спрашиваю я, пытаясь прогнать картину, как содрогалось его тело, когда он пальцами пытался оттянуть верёвку от своей шеи.
Даже сейчас, при одном только воспоминании, к горлу подступает ярость напополам со страхом.
– Голос к нему почти полностью вернулся, помимо синяка на шее ничего страшного нет, – сестра напряжена, она нервно сжимает ручку щётки для волос, которую я ей протянула, прося сделать что-то с тем ужасом на голове, что остался у меня после сна.
