Такое отношение к жизни на первый взгляд кажется фаталистичным, однако на самом деле неумолимая рука судьбы играла в жизни скандинавов не бóльшую роль, чем предопределение в жизни апостола Павла или его воинствующих протестантских последователей, и ровно по тем же причинам. Хотя скандинавский герой обречен погибнуть, если он не сдастся, у него все равно остается выбор между уступкой и смертью. Решение зависит только от него самого. Более того, для скандинавов героическая смерть, как и мученическая, — это не поражение, а триумф. Герой одной из саг, который громко смеется, когда враги вырезают ему сердце заживо, демонстрирует таким образом превосходство над своими палачами. По сути, он говорит им: «Вы не властны надо мной, потому что мне на вас плевать». Несмотря на то что они расправляются с ним, он гибнет непобежденным.
Это суровый, непреложный закон человеческого существования, такой же суровый (хотя и кардинально отличающийся содержанием), как Нагорная проповедь, но поблажки никогда не укрепляли веру. Скандинавы, как и первые христиане, мерили жизнь героической меркой. Однако христиане могли утешаться надеждой на вечное блаженство в раю. А скандинавы нет. И все же многие века до прибытия христианских миссионеров они благополучно обходились одним героизмом.
Скандинавские сказители, считавшие, что одержать победу можно и погибнув, а храбрость и мужество не ведают поражения, оказались единственными, кому выпало донести до нас верования всей огромной группы германских народов, к которой принадлежат и англичане, и их потомки в Новом Свете. На остальной территории Северо-Западной Европы все древние источники, обряды, традиции, песни и легенды были истреблены христианскими священниками, люто ненавидевшими язычество, которое пришли искоренять. И они действительно преуспели — уничтожили все подчистую. Чудом уцелели лишь жалкие крохи — «Беовульф» в Англии, «Песнь о нибелунгах» в Германии да несколько разрозненных фрагментов там и сям. Если бы не две исландские «Эдды», мы практически так ничего и не узнали бы о верованиях, сформировавших народность, из которой мы вышли. Исландия в силу своего географического положения подверглась христианизации последней из североевропейских стран. Миссионеры, судя по всему, действовали здесь мягче, а может, не обладали достаточным влиянием. Латынь не вытеснила древнеисландский в роли литературного языка. Люди по-прежнему передавали древние предания из уст в уста, используя разговорную речь. Часть песен и саг была записана, хотя, кем и когда, до сих пор неизвестно. Самая древняя рукопись «Старшей Эдды» датируется началом XIV в. (это на три столетия позже прибытия христиан в Исландию), однако песни, из которых она состоит, носят исключительно языческий характер и, по оценкам всех исследователей, были созданы в глубокой древности. Сказания «Младшей Эдды» записал в прозе исландский скальд и историограф Снорри Стурлусон в конце XII в. Значительная часть этого сборника представляет собой руководство по скальдической поэзии, но помимо сугубо технических наставлений содержит архаичный мифологический материал, которого нет в «Старшей Эдде».
«Старшая Эдда» намного более значимый литературный памятник, чем «Младшая». Она включает несколько отдельных песен, порой пересказывающих одну и ту же историю, но между собой никак не связанных. В ней достаточно материала для великого эпоса, который не уступил бы «Илиаде», а возможно, и превзошел бы ее, однако ни один поэт не взялся переработать это бесценное наследие, как поступил Гомер с древнейшими мифами, возникшими до «Илиады». У скандинавов не нашлось гения, способного спаять эти песни воедино и создать поразительное по своему масштабу, силе и красоте произведение, или по крайней мере того, кто сумел бы отшлифовать «Эдду», убрав из нее корявости и банальности, а также наивные, несуразные, утомительные повторы. В «Эдде» встречаются перечни имен, растянутые на несколько страниц. И все же никакие композиционно-стилистические недочеты не могут затмить мрачного величия этих преданий. Возможно, не умея читать на древнеисландском, не стоит рассуждать о «стиле», но во всех переводах присутствует настолько схожая запутанность и неуклюжесть, что трудно не заподозрить в этом хотя бы отчасти вину оригинала. Видимо, сочинителям песен «Старшей Эдды» не хватило поэтического мастерства, чтобы воплотить свои грандиозные замыслы. Тем не менее многие сюжеты просто великолепны. В греческой мифологии ничего сопоставимого с ними не найдется, кроме историй, представленных в пересказе поэтов-трагиков. Все лучшие скандинавские сказания трагичны и повествуют о людях, которые не отступают перед лицом неминуемой гибели, зачастую выбирая ее намеренно или даже планируя заранее. Единственный свет во тьме — героизм.
I. Сказания о Сигню и Сигурдe
Я выбрала именно эти два сказания, потому что они, на мой взгляд, лучше остальных отражают характер и мировоззрение скандинавов. Сигурд — самый знаменитый из скандинавских героев. Его история в основных чертах совпадает с судьбой Зигфрида, главного героя «Песни о нибелунгах». Сигурду принадлежит первостепенная роль в «Саге о Вёльсунгах», исландской версии германского предания, популяризированного вагнеровскими операми. Однако в данной главе я опираюсь не на нее, а на «Старшую Эдду», где значительное число песен посвящено любви и смерти Сигурда, Брюнхильд и Гудрун. Саги в отличие от песен изложены в прозе и записаны гораздо позже. История Сигню представлена только в «Саге о Вёльсунгах».
* * *
Сигню была дочерью Вёльсунга и сестрой Сигмунда. Ее муж предательски убил Вёльсунга и захватил в плен его сыновей. Одного за другим он заковывал их на ночь в колоду и оставлял на съедение волкам, но, когда пришел черед погибнуть последнему, Сигмунду, Сигню придумала, как его спасти. Она освободила Сигмунда, и вдвоем они поклялись отомстить за погибшего отца и братьев. Сигню решила, что Сигмунду понадобится помощник одной с ними крови, поэтому три ночи, сменив обличье, делила с братом ложе. Он так никогда и не узнал, кто она. От их союза родился сын. Через несколько лет, когда он уже не нуждался в материнской опеке, Сигню отправила его к Сигмунду. Мальчик — звали его Синфьётли — жил у Сигмунда, пока не возмужал. Все это время сама Сигню оставалась с мужем, рожала ему детей и ничем не выдавала единственного горящего в ее сердце желания — воздать по заслугам за гибель родных. Наконец день мести настал. Сигмунд и Синфьётли нагрянули в жилище Сигню, застав всех врасплох. Они убили ее детей, а мужа заперли в доме, который затем подожгли. Сигню наблюдала за расправой, не произнося ни слова, а когда все было сделано, сказала, что месть удалась на славу, вошла в горящий дом и там погибла. Все эти годы, дожидаясь часа расплаты, она планировала последовать за убитым мужем. На фоне Сигню померкла бы и Клитемнестра, найдись у исландцев свой Эсхил.
Легенда о Зигфриде многим хорошо знакома, поэтому историю его исландского прототипа Сигурда достаточно изложить в самых общих чертах. Валькирию Брюнхильд за неповиновение бог Один погружает в сон, который будет длиться до тех пор, пока ее не разбудит какой-нибудь мóлодец. Она просит, чтобы это совершил тот, чье сердце не знает страха. Тогда Один опоясывает ее ложе огненным кольцом, преодолеть которое под силу только отважному герою. Это удается Сигурду, сыну Сигмунда. Он проносится на коне сквозь пламя, пробуждает Брюнхильд ото сна, и та охотно делит с ним ложе, поскольку свою доблесть он доказал. Через несколько дней Сигурд покидает ее, оставляя в огненном кольце.
