Он отправляется в дом Гьюкунгов, где приносит клятву братской верности конунгу Гуннару. Мать Гуннара Гримхильд, желая выдать за Сигурда свою дочь Гудрун, опаивает его колдовским зельем. Он забывает Брюнхильд и женится на Гудрун. Потом с помощью чародейства Гримхильд Сигурд принимает обличье Гуннара и снова пробирается сквозь огненное кольцо, чтобы завоевать Брюнхильд для Гуннара, которому не хватает храбрости сделать это самому. Он проводит с валькирией три ночи, но на этот раз кладет между ней и собой обнаженный меч. Брюнхильд едет с ним к Гьюкунгам, где Сигурд принимает свой истинный облик. Брюнхильд, ничего не заподозрив, выходит за Гуннара, уверенная, что Сигурд ее предал, а Гуннар сумел одолеть ради нее огненную преграду. В ссоре с Гудрун валькирия узнает правду и замышляет месть. Она сообщает Гуннару, что Сигурд нарушил свой обет и все три ночи делил с ней ложе, а о мече, якобы находившемся между ними, солгал и, если Гуннар не убьет обидчика, она ему больше не жена.
Сам Гуннар расправиться с Сигурдом не может из-за связывающей их клятвы побратимства, поэтому он уговаривает младшего брата прикончить того во сне. Гудрун просыпается, залитая кровью мужа.
Тогда рассмеялась
Брюнхильд, дочь Будли,
единственный раз
от души рассмеялась,
когда на ложе
своем услыхала
рыданья громкие
Но Брюнхильд, хотя — или поскольку — Сигурд погиб из-за нее, тоже не собирается жить дальше. Она говорит мужу:
Один, а не многие,
был мне дорог,
женщины дух
не был изменчивым!
Брюнхильд признается, что Сигурд оставался верен обету, когда ночевал с ней внутри огненного кольца, преодоленного ради Гуннара:
Ложились мы с ним
на ложе одно,
как если б он был
братом моим <…>
Долго придется
в горькой печали
рождаться на свет
мужам и женам!
Она кончает жизнь самоубийством, умоляя поместить ее тело на погребальный костер рядом с Сигурдом.
Гудрун тем временем сидит возле погибшего мужа, словно окаменев, не в силах ни говорить, ни рыдать. Боясь, что ее сердце разорвется от неизлитой боли, женщины делятся с ней собственными бедами.
Каждая горе
свое вспоминала,
речь заводила
о самом горьком.
«Счесть невозможно несчастья мои, — я пятерых мужей потеряла, трех сестер, трех сыновей, восемь братьев — и все ж живу я!» — говорит одна.
Не было слез
горючих у Гудрун:
гибель юноши,
конунга смерть,
горе великое
камнем легло.
«Горе мое еще тяжелее, — продолжает другая. — Семь сыновей на юге погибли, муж мой тоже в сече зарублен <…>. Сама их одела, сама убрала их, сама схоронила тела родимых. В полгода всех потерять довелось мне, не было мне ни в чем утешенья». Но по-прежнему
не было слез
горючих у Гудрун:
гибель юноши,
конунга смерть,
горе великое
камнем легло.
Тогда самая мудрая из женщин откидывает саван с тела Сигурда.
«Вот он! Прильни
губами к устам, —
ведь так ты его
живого встречала!»
Горестно взор
бросила Гудрун
на голову князя
в сгустках крови,
на очи героя,
померкшие ныне,
на жилье души,
мечом рассеченное.
Вскрикнув, грянулась
оземь Гудрун;
косы рассыпались,
вся покраснела,
хлынули слезы
дождем на колени.
Вот так звучат ранние скандинавские песни о героях. «Человек рождается на страдание, как искры, чтобы устремляться вверх»
[351]. Жить — значит страдать, и единственный выход — переносить испытания и тяготы мужественно. Еще до первого посещения Брюнхильд Сигурд встречает вещего мудреца и расспрашивает его о своем будущем: «Правду хочу узнать, хоть печальную: какая у Сигурда будет судьба?»
Провидец отвечает ему:
«Будешь велик,
как никто под солнцем,
станешь превыше
конунгов прочих,
щедр на золото,
скуп на бегство,
обличьем прекрасен
и мудр в речах.
<…> [Но] будешь, князь,
коварно обманут,
горе узнаешь
от козней <…>
В том утешенье,
князь, найдешь ты,
что счастья тебе
суждено немало:
здесь на земле,
под солнца жилищем,
не будет героя,
Сигурду равного!»
II. Скандинавскиe боги
У греческих богов героизм отсутствовал. Все олимпийцы были бессмертны и неуязвимы. Они не могли загореться отвагой и бросить вызов опасности. Греческие небожители сражались, уверенные в своем триумфе. Им ничто и никогда по-настоящему не грозило. В Асгарде все обстояло иначе. Обитавшие в Ётунхейме зловредные великаны не только вечно донимали асов (так назывались скандинавские боги), были их неутомимыми врагами и представляли собой постоянную угрозу, но и знали, что в конце концов победа останется за ними.
Понимание этого угнетало весь Асгард, однако самым тяжким грузом лежало оно на сердце верховного бога и предводителя асов ОДИНА. Он любил странствовать, облачившись в серый, как тучи, плащ и надев на голову небесно-синюю шляпу или низко надвинув капюшон. Как и Зевс, Один был Всеотцом, а еще звался Высоким. На этом сходство с Громовержцем и Тучегонителем заканчивается. Трудно представить бога менее похожего на гомеровского Зевса, чем Один.
Он всегда мрачен, замкнут и отчужден. Даже пируя с другими богами в своих золотых палатах, Гладсхейме, или с героями в Вальгалле, он ничего не ест, скармливая все, чем его потчуют, двум лежащим у ног волкам. На плечах у него сидят два ворона, которые каждый день облетают мир людей и приносят Одину вести обо всем, что там происходит. Зовут их Хугин (Мысль) и Мунин (Память). Пока другие боги пируют, Один размышляет о том, что поведали ему Мысль и Память.
