Троянцы поднимались на крыши домов, разбирали кровлю и скидывали на греков балки и стропила. Башню на крыше Приамова дворца выворотили и обрушили на противника целиком. К восторгу защитников, она погребла под собой целый отряд греков, выламывающих двери. Однако выигранная передышка была недолгой. К дверям тут же подступил с тараном новый отряд, топча и обломки башни, и тела погибших. Под очередным ударом двери рухнули, и греки хлынули внутрь, не оставив троянцам времени покинуть крышу. Во внутреннем дворе у алтаря столпились женщины, дети и единственный мужчина — сам престарелый царь Приам. Старца, которого пощадил в свое время Ахилл, сын Ахилла Неоптолем щадить не стал и заколол мечом на глазах жены и дочерей.
Конец близился. Битва с самого начала была неравной. Слишком много защитников, застигнутых врасплох, пало в первые часы. Дать отпор грекам уже не удавалось нигде, и постепенно оборона заглохла. К рассвету все троянские предводители были мертвы, кроме одного. Уцелел только сын Афродиты Эней. Он сражался с греками до тех пор, пока находил себе хотя бы кого-то из живых в соратники, но кровь лилась рекой, смерть подбиралась все ближе, и Эней стал думать о доме и об оставшихся там беззащитных родных. Для Трои он уже ничего сделать не в состоянии, но, может, удастся помочь хотя бы им. Он поспешил туда — к старику отцу, маленькому сыну, жене, и по пути ему явилась его мать Афродита, побуждая поспешить, ограждая от пламени и скрывая от противника. Однако даже с помощью богини Эней не сумел сберечь жену. Когда они всей семьей бежали из дома, Креуса отстала и была убита. Но отца и сына Эней спас. Старика он нес на спине, а малыша крепко держал за руку. Так они благополучно миновали врагов и выбрались за городские ворота, в поле. Без божественной помощи им этого сделать не удалось бы, а содействовала троянцам в ту ночь только Афродита.
Она же помогла Елене: вывела ее из города и вручила Менелаю. Тот охотно принял вернувшуюся супругу и отплыл в Грецию вместе с ней.
К утру некогда самый величественный город Малой Азии лежал в пылающих руинах. Среди развалин осталась лишь горстка беззащитных пленниц. Мужья погибли, детей забрали, а несчастным женщинам предстояло дождаться хозяев, которые отвезут их за море в рабство.
Самое высокое положение среди них занимали царица Гекуба и ее невестка Андромаха, вдова Гектора. Для Гекубы все было кончено. Распростершись на земле, она смотрела то на готовящиеся к отплытию греческие корабли, то на горящий город. Трои больше нет, говорила она себе. А я, кто я? Рабыня, которую погоняют, как скот. Седая бездомная старуха.
Горе, о горе!
Только без слез обратиться к чему ж?
Если ушла и отчизна, и дети, и муж,
Если, трудами отцов нажито,
Гордое счастье и то оказалось ничто…
[245]
Обступившие ее пленницы отвечали:
В шатер к нам проник
Твой жалобный крик, твой грустный напев,
И ужас объял нас, троянок,
Нас, которые здесь
Над жребием плачутся рабским.
Рыдали троянские дети, которых греки навсегда разлучали с матерями и увозили в неволю.
Тут дети толпой в воротах
Сошлись. Там слезы и вопли:
«О мать! Одного ахейцы
Вдаль от тебя уводят —
…Корабль смоленый
И весла, в море купаясь,
Умчать уж меня грозятся».
И только одну из них пока не разлучили с ребенком. Андромаха держала на руках маленького Астианакта, того самого, который когда-то испугался пышного гребня на блестящем отцовском шлеме. «Он еще так мал, — думала она. — Не отберут же они его». Но явившийся из греческого лагеря посланец подошел к ней и, с трудом подбирая слова, попросил не держать на него зла за весть, которую он вынужден сообщить ей против собственной воли. Ее сына… «Его ведь не отнимут у меня?» — перебила Андромаха. Он ответил:
Узнай беду: его должны убить…
<…> С твердыни стен троянских сбросят вниз
Твое дитя. Так будет. Но разумной
Себя яви. <…>
Откуда ждать опоры — ты подумай…
Ни мужа нет, ни царства; ты сама
Лишь гостья здесь.
Андромаха понимала, что вестник прав. Помощи ждать неоткуда. Она попрощалась с сыном.
Ты плачешь, сын мой? Разве
Ты чувствуешь беду? <…>
И ни родные,
Ни твой народ тебе не в помощь. Брошен
Вниз головой, безжалостно, дитя,
Ты осужден и жизнь отдать. <…>
О, приди и поцелуй меня в последний раз,
К родимой припади, обвей руками
Мне шею и губами мне к губам
Прильни, дитя мое!
Греки унесли его. Прежде чем сбросить младенца со стены, они убили на могиле Ахилла дочь Гекубы, юную Поликсену. И вот теперь Гекторов сын, чья кровь окропила подножие стены, стал для Трои последней жертвой. Пленницы, которых вот-вот должны были увести на корабли, прощались с погибшим городом навсегда.
Отчизна прекрасная гибнет…
Конец нашей Трое!..
<…> Гляди, Илион пылает,
Твердыни Пергама в огне. В огне
Стены, гордые стены…
Троя, прости нам!
И дымом, и кликом объяты
Гордые залы!..
<…> От рухнувших башен клубится пар,
И дома за дымом нельзя узнать…
Ах, скоро имя отчизны уйдет.
Дыхание смерти то здесь, то там.
А ты где, о город?
<…> Несчастный город. Прости, торопят.
Туда, к ахейским ладьям иду я.
III. Приключeния Одиссeя
Единственным авторитетным источником для данного сюжета является «Одиссея», однако у Гомера отсутствует разговор Афины с Посейдоном, в котором морской бог обещает потопить греческие корабли, поэтому означенную сцену я беру из «Троянок» Еврипида. В отличие от «Илиады», «Одиссея» интересна, помимо прочего, замечательными бытовыми подробностями, такими, какие, например, представлены в истории Навсикаи или в эпизоде визита Телемаха к Менелаю. Они искусно вплетены в повествование, придавая ему живую достоверность, но нисколько при этом не замедляя действия и не отвлекая читателя от основной темы.
* * *
Когда греческий флот отчаливал от берегов павшей Трои, никто еще не ведал, что многим из победителей уготованы испытания не менее тяжкие, чем выпавшие по их милости троянцам. Прежде Афина и Посейдон были главными союзниками греков среди небожителей, но с падением Трои все переменилось, и греки получили в их лице заклятых врагов. Войдя в город, завоеватели в своем упоении победой забыли воздать должное богам, и теперь, на обратном пути домой, неблагодарных ждала жестокая расплата.
