Облегчение пронзило его тело, как реактивный истребитель:
– Она жива.
Шарп сообщил диспетчеру адрес, вызвал «Скорую помощь», а затем переступил через Дженни и присел на корточки с другого бока от нее в маленькой ванной. Ланс нащупал у матери пульс, посчитал удары, а затем, передвинув ее ноги, раскрыл полностью дверь. Схватив в спальне одеяло, он закутал в него неподвижное тело.
– Может, она упала и ударилась головой. – Шарп осторожно провел рукой по волосам Дженни. – Я не чувствую никаких шишек или крови, но это ничего не значит.
Ланс встал и окинул глазами ванную комнату. Когда он протиснулся в нее, он смотрел только на тело матери. Теперь его взгляд задержался на раковине и двух оранжевых пузырьках из-под какого-то лекарства в белой миске.
Оба открыты. И оба пусты.
Нет!
Она не могла!
Глаза Ланса вновь обратились к лицу матери.
Шарп проследил за его взглядом. Он всегда отличался отменной выдержкой, но его лицо заметно побледнело, когда он взял в руки два пустых пузырька.
Ланс рухнул на колени:
– Ох, мама!
Он склонил голову и положил руку ей на лоб, потом убрал с лица прядку волос. Дженни не отреагировала. Ее веки даже не дрогнули.
– Такого поворота я не ожидал, – пробормотал Ланс.
Шарп сжал его руку:
– В этом нет… твоей вины.
– Знаю. – Ланс взял руку матери в свою. Ее пальцы были холодными. Парень натянул одеяло ей на плечи, затем снова проверил пульс и дыхание.
– Когда я от нее уехал, она выглядела совершенно нормально. Как я мог не заметить никаких признаков? Я же был здесь всего несколько часов назад!
– Она дышит, – произнес Шарп. – Не хорони ее раньше времени.
Пульс Дженни оставался прежним, но дыхание замедлилось. Шарп сосчитал ее вдохи, нащупал пальцами точку пульсации на шее и приготовился в любой момент начать сердечно-легочную реанимацию, если Дженни перестанет дышать или ее сердце остановится.
Время словно замедлилось.
Даже с учетом продолжительной и нелегкой болезни матери Ланс не мог себе представить, чтобы она захотела свести счеты с жизнью.
Прошло еще десять минут, и до их ушей донеслись звуки сирены. Ланс кинулся к двери и впустил парамедиков в дом. Те затолкали носилки в спальню и, оставив их у двери в ванную, начали осматривать Дженни. Стиснув от отчаяния пальцы в кулаки, Ланс замер в дверном проходе.
Шарп положил ему на плечо руку и потянул назад:
– Освободи им место.
Медики проверили основные жизненные показатели Дженни и поставили внутривенную капельницу. Их поспешность в действиях засвидетельствовала серьезность ситуации.
Шарп почесал рукой свой затылок. На лице детектива отразилось неверие.
– Это совершенно не похоже на твою мать. Даже в моменты обострений ее психического заболевания она никогда не проявляла суицидальных наклонностей. Наоборот, когда у Дженни усугублялось тревожное состояние, она лишилась способности ясно мыслить и только пряталась в каком-нибудь темном закутке.
– Я даже не знаю, что думать, – признался Ланс.
– А что именно она приняла? – поинтересовался один из парамедиков.
– Пузырьки в раковине, – ответил Ланс. – Один препарат от депрессии. Другой она принимала при обострении тревожности и панических атаках. Я как раз заправил их на прошлой неделе, так что пузырьки были почти полными. Анксиолитики, относительно новые.
Раньше Дженни принимала еще и другие препараты, но новое лекарство оказалось достойной заменой нескольких старых. Ланс опустил голову и сцепил за спиною руки.
– Ты в порядке? – нахмурился Шарп.
– Угу. – Ланс не сознавал, что он чувствовал. Его тело онемело и в то же время мучилось болью. Ее очаг находился так глубоко в сердце, что вырезать его мог только скальпель.
– Угнетение дыхания! – воскликнул парамедик. – Мы должны произвести интубацию.
Ланс закрыл глаза. В его памяти всплыли слова матери.
Я не хочу являться для тебя обузой.
Неужели она боялась, что еще один ее срыв так серьезно отяготит сына?
Парамедики уложили Дженни на носилки и вывезли из комнаты.
На минуту Лансом завладел гнев. На себя, на ситуацию, на этот хреновый мир. Он повернулся к стене и дал ему выплеснуться. Кулак Ланса пробил гипсокартон. Боль пронзила костяшки его пальцев, зато развеяла ярость.
Шарп схватил руку Ланса и осмотрел.
– Хорошо, что не попал по гвоздю.
На пальцах Ланса остались царапины, но они были незначительными.
Шарп вынул из руки Ланса ключи от джипа:
– Я поведу.
Ланс спорить не стал. Они вышли из дома. Парень сел на пассажирское сиденье и всю дорогу до больницы смотрел на красные проблесковые огни «Скорой».
Вот наконец она подъехала к отделению экстренной помощи.
– Тебе следует позвонить Морган, – припарковался на больничной стоянке Шарп.
– Потом, – помотал головой Ланс. – Дождемся сначала вердикта врачей.
– А мне кажется, Морган должна быть в курсе. Она наверняка захотела бы присутствовать здесь.
Ланс проверил время. Семь вечера. Он представил, как Морган сидит на закрытой крышке унитаза, контролируя время приема ванны, а потом читает дочкам перед сном сказки.
– Сейчас она ничем не сможет помочь. Я позвоню ей сразу, как только что-то выяснится.
Оставалось только одно – ждать.
Глава 27
Морган расхаживала по гостиной. После просмотра снимков и прочтения послания с угрозой она растерялась. Что делать – бояться или злиться? И то, и другое – решила в конечном итоге Морган.
– Стелла забрала фотографии, она покажет их эксперту по отпечаткам пальцев, – сказал дед. – И позвонит, как только что-то выяснит.
– Там наверняка не окажется отпечатков пальцев, – нахмурилась Морган: ее преследователь был слишком умен, чтобы их оставлять. Кровь молодой женщины застыла в жилах, когда она представила, как он, припарковавшись на ее улице, снимает с помощью телеобъектива ее объятия с дочками.
– Мы здесь в безопасности, – похлопал по одеялу на своих коленях дед. Он спрятал под него свой собственный пистолет. – Мы оба вооружены. У нас превосходная система охранной сигнализации, и Молния сразу даст нам понять, если учует кого-то снаружи.
Морган глубоко вздохнула. Дед был прав. А ее сестра уже распорядилась, чтобы патрульные регулярно проезжали ночью мимо их дома.
– Давай сменим тему, – предложил дед. – Я просмотрел папку Шарпа с материалами по делу о пропаже Виктора Крюгера. Он проверил все очень досконально. – Дед нахмурился. – Не знаю, за какие еще ниточки можно было бы потянуть.