– Спасибо за попытку помочь.
– Мне в радость приносить пользу. Хотелось бы только, чтобы она была посущественней. – Дед отъехал в кресле-каталке от стола. – Я буду у себя комнате.
– Я тоже лягу спать. Спокойной ночи! – Морган положила свой пистолет на верх изысканного декорированного шкафа – подальше от детей. Затем надела брюки от своей пижамы и старую футболку и легла в постель. Она все еще смотрела в потолок, когда зазвонил ее телефон. Морган поспешно схватила его со стола в надежде, что это Ланс; Соня и Молния шевельнулись и снова улеглись спать.
Но на экране мобильника высветился номер Шарпа.
– Да? – ответила Морган.
– Он тебе звонил? – спросил детектив.
– Нет. – Морган села на постели, ее сердце сжалось. – Что сказала Абигейл?
– Мы не доехали до мотеля. – От голоса Шарпа кожа Морган покрылась гусиными пупырышками.
– Что случилось?
– Дженни пыталась покончить с собой. – Голос Шарпа сорвался. – Она выпила целую пригоршню таблеток.
– Не может быть… – На несколько секунд Морган завладело неверие. Потом она спрыгнула с кровати, скинула с себя пижаму и натянула джинсы. – Ланс где, в больнице? – Морган сунула ноги в старые кеды, которые держала возле кровати для ночных выгулов собак.
– Уже нет. Он поехал домой – немного поспать. Дженни на аппарате искусственного дыхания, и, похоже, потребуется несколько дней, чтобы вывести лекарства из ее организма. Медсестры посоветовали ему приберечь силы к тому моменту, когда она очнется. Врачи еще не знают, повреждены ли органы или мозг.
О, нет, только не это!
– Как Ланс? – спросила Морган.
– Он сказал, что хочет побыть один. Но я думаю, он в шоке, – тяжело вздохнул Шарп. – Он нуждается в тебе, Морган.
Несмотря на беспокойство, сердце молодой женщины кольнуло разочарование.
Ланс ей даже не позвонил…
– Я еду. – Морган нажала «отбой» и тут же позвонила сестре.
Стелла согласилась приехать немедленно. И уже через десять минут стояла на пороге. Мак дожидался Морган в машине на улице. Он подвез ее к дому Ланса.
Было уже за полночь, когда она приехала к Лансу. С переднего крыльца Морган услышала звуки фортепьяно. В исполнении Ланса «Боль» больше походила на сингл Джонни Кэша, чем на версию рок-группы «Nine Inch Nails»
[2]. В эту ночь эмоции придали его голосу такую пронзительность, что по рукам Морган пробежали мурашки.
Она открыла дверь своим ключом. Дом Ланса наполняла такая же печаль, как и его музыку. Морган прошла в столовую, где вместо стола стоял старый рояль. Ланс играл, а над клавиатурой поблескивал бокал виски.
– Мне позвонил Шарп, – пристроилась на скамейку рядом с ним Морган. – Мне хотелось, чтобы это сделал ты.
Ланс перестал играть. Его руки зависли над клавишами, пальцы задрожали, словно он не мог подобрать верных нот.
– Я знаю. Извини. Я плохо соображаю.
Морган обвила рукой его широкие плечи, ее сердце сжалось от сочувствия к другу:
– Ничего страшного.
Уставившись на клавиатуру, Ланс покачал головой:
– Я не могу осознать того, что произошло. – От него повеяло такой же острой, безысходной скорбью, какая пронизывала песню, которую он только что играл. Грудь всколыхнул тяжелый вздох. Ланс вдохнул и выдохнул еще раз – натужно, горько. – Я привык справляться со своими бедами сам. У тебя своих проблем и забот хватает.
– То есть наши отношения односторонние? Если это так, то я должна перед тобой извиниться.
Ланс взглянул на Морган, его брови сдвинулись в смятении:
– Я не понимаю. Ты и твои дочки – вы заслуживаете, чтобы рядом с вами был человек, для которого вы станете главным приоритетом в жизни.
– Я вижу, ты не понимаешь. В том-то и проблема, – попыталась подыскать правильные слова Морган. – Мне не нужно какое-то строго отведенное место в твоей жизни. Любимых людей не надо ранжировать в порядке важности. У всех людей разные нужды и потребности в разное время. Я понимаю, ты привык все делать в одиночку, но это не всегда – лучший путь.
Ланс пригубил виски.
– Ты всегда мне помогаешь, – продолжила Морган. – Ты защищаешь меня и мою семью. Ты приютил меня с дочками и няней в своем доме, когда нам нужно было где-то жить. Ты помог моему дедушке принять душ на прошлой неделе. – Голос Морган повысился, расстройство захлестнуло ее, и она сделала два быстрых вдоха и выдоха, чтобы взять себя в руки. – Но ты упорно отказываешься от нашей помощи. Почему?
– Ты многое пережила, Морган. Ты заслуживаешь счастья.
Ну как же до него достучаться?
– Похоже, ты обо мне не слишком высокого мнения…
Ланс поднял голову. Сквозь печаль в его глазах промелькнуло замешательство.
– О чем ты?
– Неужели ты думаешь, что я могла бы уйти от тебя только потому, что у тебя есть личные проблемы? Что я – из тех людей, кто мог бы повернуться к тебе спиной, потому что теперь ты нуждаешься во мне?
Ланс отвел глаза. Его руки сжались в кулаки и приземлились на клавишах, отозвавшихся полной какофонией нот.
– Может, ты полагаешь, что именно так должны себя вести мужчины, и поэтому говоришь, что тебе не нужна ничья помощь? – спросила Морган и тотчас же оговорилась: – Не беспокойся – вопрос был риторический.
Как же ей объяснить все Лансу? Похоже, слова плохо до него доходили, мужчина пребывал почти в шоковом состоянии. Но кто, как не она, Морган, понимала, что такое горе. Ведь именно оно выбило ее из жизненной колеи на два года, погрузив в онемение, в пустоту, которая разъедала ее изнутри. Настолько нещадно и немилосердно, что бывали дни, когда она не могла даже вдохнуть полной грудью. Нет, Морган не могла допустить, чтобы это темное чувство повергло Ланса в ту же пропасть, из которой она с таким трудом выбралась.
Но что же ей сделать? Он даже избегал с ней встречаться глазами!
Морган повернулась на скамейке лицом к Лансу. И перекинув свою ногу через его, пересела к нему на колени.
– Я никуда не уйду.
Руки Ланса мягко коснулись ее бедер, но уже в следующий миг он отклонился назад – очень осторожно, оставив между ними столько пространства, сколько позволяли их позы.
Морган оседлала его бедра, обвила руками его спину и заглянула ему в глаза. Страдание, заострившее лицо Ланса, рванулось к ней.
– Морган… – Его голос прозвучал хрипло, как будто ему было трудно говорить.
– Тсс. – Она нежно поцеловала его в висок. Когда она выпрямилась, глаза Ланса были закрыты, а челюсти плотно сжаты в попытке сдержаться.
