Тотчас память Петра молнией осветила реплику вожатого: «Пес привык искать раненых», – объяснил тот театральному администратору. Даже под минометным обстрелом. Раненых. То есть живых.
Собака натаскана не тратить время на мертвых. Когда рвутся мины, времени меньше, чем мало. Счет на минуты, на секунды.
Ирине время уже не могло помочь. Секунды и минуты для нее уже стали вечностью. Поэтому собаку она и не заинтересовала. Когда они искали ее в театре, Ирина уже была мертва.
Петр принюхался. Теперь, когда он знал, что рядом труп, он ощущал и запах. Но слабый и сухой. Кондиционеры, понял Петр. Мощное тепло машин. И постоянный сильный поток воздуха. Через некоторое время тело бы высохло совсем. Возможно, когда бы его нашли, его бы вообще приняли за бутафорию из какой-нибудь «Дочери фараона».
Если бы нашли.
Он опять остановился. А теперь куда? Направо. Нет, налево. Пошел обратно. Или не было вот этого угла? Неужели, он заблудился?
«Будут две мумии». Петр издал нервный смешок.
Нет, просвет вот этот – точно был. И как бы подтверждая правильность, телефон зазвонил. Номер в Конго, но Siri он был знаком: Игорь, командир «Викинга». Он не обязан докладывать Петру, Петр ему не босс, его босс – Борис. Петр тупо глядел на телефон: отвечать или не отвечать? Ответил:
– Привет.
– У нас апдейт. Водилу шлепнули.
– Какого водилу? – потянул время Петр: мозг просчитывал ходы.
– Который твоего приятеля здесь катал… Такая история.
Инстинкты обострились до предела, Петр отпечатывал в памяти каждое слово Игоря, тщательно взвешивал каждое свое:
– Еще что-то известно?
– Это Африка, – ответил Игорь. По интонации было слышно, что он при этом пожал плечами.
Рискнуть стоило, решил Петр.
– А я слышал, белые.
– От кого? – И тут же быстро: – Неграм все белые, кто не черные, – слишком резко отбил Игорь.
– В новостях, – ткнул пальцем в небо Петр: вряд ли журналистка собиралась долго держать инфу при себе.
Игорь молчал. Может, полез в Интернет, искать новости.
В «Викинге» служили русские, украинцы, прибалты – наемники из бывших советских республик. Петр еще надеялся на какое-то естественное объяснение. Ребята могли просто выпить, просто подраться, многое может случиться в, скажем так, чисто мужском коллективе.
– Узнаю больше – доложу, – пообещал он.
– Игорь, это может быть какая-то наша внутренняя…
«…хрень» уже повисло в пустоте. Связь снова оборвалась.
– Да еб вашу! – прикрикнул Петр. Ему ответило мерное гудение.
Он постоял. Послушал собственное дыхание. Журналистка не врет – зачем ей? Значит, врет Игорь?
Он следует приказам. А приказывать Игорю может только Борис.
Борис.
Борис.
Петр вернулся к генератору. Отпер. Повисла прядь длинных волос. Петр вынул сумочку. Вытащил паспорт, билеты, телефон. Сунул себе в карман. Бережно заправил обратно прядь длинных волос, как бы отдавая мертвой последнюю дань сочувствия. Запер дверцу.
Снова перешел на перекресток, где телефон ловил.
Набрал Бориса, дождался соединения и сказал только одно:
– Я нашел Ирину.
Он не боялся, что Борис перезвонит сразу же: через пару шагов сигнал опять пропал.
Петр стоял и озирался.
Так, теперь – направо? Или налево? Откуда он сюда пришел?
И тогда, поверх гудения, услышал шаги. Замер. Ноги же сами принялись за новую работу: отступали, чтобы прикрыть спину.
Тот, другой, еще не видимый, не шел. Он крался. Он охотился.
А потом замер.
Тот, другой, еще невидимый, очевидно, был готов к броску.
6
Геннадий держал в руке телефон – в голубоватом луче встроенного фонарика перед ним был «Пейзаж с нимфой». Геннадий позволил себе несколько секунд наедине с ним. Жемчужно-розовое тело казалось лебединым бликом в камышах. Огромный Полифем, который подглядывал за купающейся, был одним целым с деревьями, скалами. Геннадий ощутил укол сладкой грусти, как всегда, когда видел красоту, которой суждено пережить своего создателя, его, Геннадия, всех тех, кто напыщенно считали себя ее владельцами.
Смахнул очарование, как паутину (впрочем, паутины здесь как раз и не было). Вынул отвертку. Сплющенный конец легко вошел в пазы бутафорской театральной рамы. Она поддалась с треском. Геннадий замер. Но не из-за треска. Он услышал шаги. Не легкие женские.
А мужские, тяжелые и немного растерянные – решающие, куда идти.
Геннадий тихо задвинул картину. Тихо встал с корточек. Тихо выглянул.
Успел поразиться.
Опять он! Мужик, который поджидал на Маяковской! От него за километр тянуло ментом.
Но только времени соображать, как мент на сей раз сумел его выследить, не было.
Времени пугаться – тоже.
Испугаться – это потом. Геннадий тихо поднял острую отвертку.
7
– Приготовиться к выходу кордебалету… приготовиться к выходу кордебалету, – спокойно-деловито бормотало радио.
Людочке подсказки не требовались – за время репетиций порядок выходов она выучила наизусть. Прогон «Сапфиров» шел одновременно на сцене – и в ее голове.
Балет прокатывали вчистую. В гриме и костюмах. Потом только генеральная репетиция с публикой. И премьера.
Действительно, он все продумал, признала Людочка. Все, кто сейчас в театре, как металлические стружки, были стянуты к одному магниту – сцене.
В кулисах было тесно от кордебалета, пахло потом. От грохота и лязга закладывало уши. На сцене корячились солисты… Все еще будет хорошо. Людочка тихо выскользнула из черных холщовых крыльев сцены. Никто ее не окликнул, все были заняты собой. Она шла собранной походкой человека, спешащего в туалет. «Эванса видели? Эванса кто-нибудь видел?» – доносилось позади. Людочка на ходу поправила, пригладила отклеившийся край ресниц. Провела обеими ладонями по телу вниз, оглаживая костюм. Как бы собирая себя. Завернула за угол.
И рванула.
Она бежала, улетал назад коридор. Работали локти.
Лопотали под ногами ступени. Два скачка через площадку – и снова клавиши ступеней. Два скачка. Ступени. Поршнями ходили колени.
Дыхание чуть ускорилось. Под мышками закипал первый пот.
В лифте она успела отдышаться. Дыхание снова выровнялось. Ноги были горячими. Пот обсох. Двери раздвинулись, показывая подземное царство – металлические внутренности театра. Ей не нужно больше смотреть на часы. Либо она успеет, либо нет. Она успеет. Людочка стрелой вылетела в коридор.
