Зашипел с заднего сиденья лак. Белова обеими ладонями пригладила виски.
– Блин, кудри бы навить, – нервничала она.
– Клипсы хоть прицепи, – поглядела в зеркало Марина. – В боковом кармане лежат.
Опоздали они не больше, чем привык опаздывать президент.
Пресс-секретарь президента оглядел обеих, как будто прикидывал – покупать не покупать. Скосил глаза на свое запястье с хронометром, стоившим больше, чем Маринин «ниссан». Марина двинула подругу ногой под столом. Условный знак. Клипсы не спасли, поняла Даша. Она привыкла, что не нравится людям, поэтому, установив этот факт, больше про это не думала. Она сидела, уставившись круглыми глазами перед собой, губы в нитку. В голове вертелись винтики, перенастраивая новый план.
– Балетом я интересуюсь, – галантно заверял пресс-секретарь. – Балет – гордость нашей страны.
«Ебала больно страшные», – читала в его глазах разочарование Марина. Сценичное лицо это совсем не то же самое, что красивое лицо. Но в данный момент это не утешало.
– Классический балет России славится…
– Наша подруга, Вероника, не смогла прийти, – вдруг перебила Даша. – Она очень хотела с вами познакомиться.
Марина метнула на нее гневный взгляд. Даша не стала его ловить. Продолжала:
– К сожалению, не успела сегодня с нами.
– Вероника Вийт? – подался вперед пресс-секретарь.
Вероника часто давала интервью глянцевым журналам и телеканалам. Участвовала в телешоу типа «Готовим со звездами», «Коньки со звездами», «Песни со звездами» и даже один раз показалась в бикини – в шоу «Звезды на необитаемом острове». Как она выглядит, пресс-секретарь президента Петрова знал. Он выпрямился в кресле, оправил пиджак, почесал губу под несуществующими усами.
– …Ну. Вероника… Вероника… хм… Да, дайте ей мой телефон… Я посмотрю, может, что-то и смогу сделать.
Марина и Даша вышли.
Марина тотчас принялась стаскивать клипсы с покрасневших мочек.
– Мудак, – сказала она.
– Нужный нам мудак, – поправила Даша.
Обе помолчали.
– Эта сука с ним бы справилась, – неохотно признала Марина.
– А мы с тобой всегда справимся с ней, – обняла ее за талию Даша.
Марина помотала головой: нет, не уговаривай. Отцепила Дашину руку.
– Ради Эванса.
Белова замолчала. Марина была хороша в темпах аллегро, требовавших быстроты и взрывчатой силы мышц, но думала не так, как танцевала, а медленно и основательно. Белова дала ей время подумать – о «Сапфирах», об Эвансе, к которому Марина привязалась как человек, которого долго недооценивали, к тому, кто впервые оценил по достоинству. Столько времени, сколько той требовалось.
– Ладно, – сказала Марина. – Только разговаривай с этой сукой сама. А то я – сразу же дам ей в ебало.
– Ебало ей сейчас портить нельзя, – серьезным тоном предупредила Белова.
Марина кивнула, но многообещающе ухмыльнулась.
5
– Чего-нибудь хотите? – и Виктор расплющил между языком и нёбом очередной зевок.
– Сам чего хочешь? – вернул вопрос Петр. Подразумевая: мне того же.
– Хочу, чтобы мне отрубили голову и сунули ее в холодильник.
Ответ от всегда занудного Виктора был несколько неожиданным.
– Тогда мне просто пива.
Виктор открыл шкафчик в кабинете. Тускло блестели бутылки. Взгляд ползал, как осенняя муха. Виктор наконец сумел справиться с проблемой выбора, за горлышко вытянул бутылку:
– Пива нет.
Виктор критически осматривал коричневую жидкость. Плескалось на треть.
– Чего так?
– Господина Скворцова спросите. Его бутылки, – сухо ответил Виктор.
– Нет, я про голову. Что с ней?
– Джетлег, – опять съел зевок Виктор. – Сперва перестраивался под Токио, теперь перестраиваюсь обратно.
Виктор поставил бокалы. Плеснул коньяк. Но свой бокал не взял.
– Ты никогда не называешь его папой.
– Что? Токио? Или джетлег? – с неудовольствием уточнил Виктор: он понял, куда клонит Петр, и тема ему не нравилась.
– Бориса, – проигнорировал его нежелание разговаривать Петр. Ему самому поговорить хотелось как никогда – о Борисе.
Которого он, как оказывается, вовсе не знал. А Виктор – знает?
– Потому что он мне не папа. Он отчим. Это факт. Предпочитаю факты.
– Он всегда говорит о тебе – «мой сын». – Петр добавил: – С гордостью.
– Как он сам трактует события и факты и почему, пусть разбирается его психоаналитик.
– А ты строгий.
Виктор снова раздавил зевок:
– Извините.
– Нет-нет, зевай на здоровье. Понимаю прекрасно…
Он не успел сказать: …джетлег.
– Я тоже понимаю. Он вам спас жизнь. Я в курсе всех этих сантиментов.
– Это не сантименты. Это факты. Как раз как ты любишь.
– Считаете, он хороший человек? – вдруг спросил Виктор.
Петр поразился.
– Я сам себя об этом спрашиваю.
Месяц назад твердо бы ответил: да. Еще вчера твердо бы ответил: нет. А сейчас?
– Не знаю, – признался Петр. Опрокинул коньяк, чтобы не говорить.
Но Виктор все смотрел, все ждал ответа.
– Тебе факты нужны?
– Разумеется, – Виктор напрягся. Маленькие глазки блестели, лицо без подбородка заострилось, как мордочка ласки.
– Не знаю… Возможно, хороший… Да. Думаю, хороший.
Виктор зевнул так, что из глаза соскользнула слеза.
– Это – не факт.
– Сантименты, да. Ладно. Проехали.
Виктор пожал плечами.
– Ладно.
Петр встретился с его стеклянными глазами, челюсти опять были сведены зевком. Сжалился:
– Слушай, не надо меня развлекать. Иди лучше поспи.
Виктор сложил ладони, макнул лицом к коленям.
– Аригато. Поспать вряд ли выйдет. Но хотя бы приму горизонтальное положение. Пожалуйста, чувствуйте себя свободно, как дома. Где здесь все нужное – знаете.
Петр кивнул. Бокал Виктора так и стоял на столе нетронутый.
– А в Токио-то ты что делал? – вслед крикнул Петр.
– Конференция, – раздалось из коридора.
– Емко.
Петр постоял. От скуки сунулся в новости. Полистал. Остановился.
– Блядь.
Тотчас набрал Бориса. Нет ответа. Голосовая почта.
