Борис молчал.
– Разве мы собираемся поддаться на экономический шантаж со стороны Запада?
– Я пока не вижу связи, – замкнул лицо Борис. Но боялся, что связь уже видит.
– Что вы предлагаете?
– Присутствие мощной частной военной компании – исключительно… я повторю: исключительно! – для охраны золото- и алмазодобывающего бизнеса, который частично, по слухам. Повторю: по слухам! Принадлежит российской компании, которой владеет, опять-таки по слухам, некая госпожа Скворцова. Да, для охраны шахт не нужна такая армия. Но присутствие такой мощной ЧВК, как например, «Орел», поможет нам провозить в Конго военную технику, в покупке которой крайне заинтересованы наши давние иностранные партнеры. Они огорчены санкциями. Они по-прежнему ценят качество российской военной продукции. Не все в нашей собственной стране, к сожалению, понимают важность государственных интересов, – Авилов сцепил пальцы. – Считают, что это интересы бизнеса… Стараются взбаламутить ситуацию. Разнюхать своими продажными рылами. Привлечь враждебное внимание западной…
«Журналисты, – понял Борис. – Он говорит о погибших в Конго журналистах». На миг он потерял нить авиловского монолога. А когда вернулся, Авилов уже развел руками:
– Увы. Жаль журналистов. Мне, как и всем, по-человечески жаль. Но а ля гер, как говорится, есть а ля гер. Потери на войне – неизбежны.
– Вы меня – что, предупреждаете? – резко спросил Борис.
Ожил, замигал красный глазок на селекторе. Привлек взгляды обоих. Авилов откинулся в кресле:
– Боже упаси! Я никто, бизнесмен, частное лицо. А вы – лицо государственное.
Авилов показал на мигающий огонек:
– Президент?.. О, надеюсь, не атомная война началась?
Борис сделал учтивую гримасу:
– Я подумаю о нашем разговоре… Вы меня извините?
– Конечно! Конечно, – собрал бумаги тот. – Думать – это прекрасно. Я мыслю – следовательно, я существую.
Они обменялись рукопожатием. Когда Авилов вышел, Борис снял трубку:
– Слушаю.
– Прошу прощения…
Это был не президент.
– Входите, – любезно пригласил Антонова Борис.
Теперь тот глядел иначе. Слуга царю.
Борис ухмыльнулся. Этот кабинет уже нравился ему, да, определенно.
На лице Антонова не проступило ни испуга, ни паники, ни волнения. Слуга царю. Только что каблуками не прищелкнет.
– Садитесь, – пригласил Борис, – господин полковник.
– Господин генерал.
Борис вскинул брови. Антонов тут же добавил:
– Прошу прощения. Повышен совсем недавно.
– А, – сказал Борис. – Полагаю, за отличную работу.
– Не могу судить, – четко ответил Антонов. Слуга царю.
– Я могу, – Борис вынул телефон. Толкнул его через стол к Антонову: – Прошу.
Тот взял. Открыл. Сообщения. Красное сердце. Место встречи. Склонил коротко и плохо остриженную голову – во всей позе прилежность служебной собаки:
– На что я смотрю?
– На проблему.
– Вас понял.
Антонов убрал телефон.
– Я, – снова заговорил Борис, когда Антонов взялся за ручку двери.
Тот тотчас обернулся. Только что не щелкнул каблуками.
– Я только хочу, чтобы это было быстро, безболезненно. Никаких вот этих штук, вы же не Соколов.
– Вас понял.
Антонов и глазом не моргнул.
6
Вера лежала, глядела в потолок. После того звонка сообщений не было. Ни звонков, ни смс, ни прощального ку-ку.
Маленькая сучка слилась.
Так не бывает.
Если маленькая сучка слилась внезапно, значит, дотрехала своей тупой головой, что все это время писала и звонила вовсе не Борису. Вот блядь!
Вера перевернулась на другой бок.
Темно и тихо. Будто и не центр Москвы. Будто ты за городом. Борис все хотел купить дом в Жуковке. Зачем – она поняла тогда сразу: чтобы почаще был предлог «переночевать в городе». Тогда Вера сумела настоять. Сказала: за городом я вообще не буду понимать, где я.
А сейчас? понимает?
Вера перекатилась на спину. По потолку прошли два прямоугольника света. Где-то внизу проехала машина с включенными фарами. Но шум был надежно отсечен плотными окнами.
Тихо вытянула из-под матраса украденный телефон. Блядофон. Прикрыла краем одеяла, чтобы свет экрана не разбудил спящего мужа. Проверила. По-прежнему ничего. Ни звонков, ни сообщений.
Плохой знак. Вера знала, какой хороший: когда девка начинает истерически наяривать на телефоне. Рвется «все рассказать» жене. Потому что Бориса ее истории уже не интересуют. Это значит, она, Вера опять победила.
Но не сейчас. Сейчас телефон был пуст.
Недоразумение выяснилось. Маленькая сучка, конечно же, не слилась – все так же строчит и названивает. Просто по новому номеру. Который ей выдал Борис. Может, даже сделал пальчиком маленькое «но-но»: мол, поаккуратнее. Пиздюк.
Теперь ничего не известно.
Посасывающая пустота начала глодать Верин желудок, грудь, горло.
Был только один способ унять это чувство, похожее на голод.
Вера невесомо подняла одеяло. Осторожно, чтобы даже изменение давления на матрас не разбудило спящего мужа, выскользнула из кровати. Ноги по ковру ступали неслышно. Она легко нашла путь в знакомой комнате. Телефон Бориса выделялся на белом ночном столике. Вера обхватила его пальцами. Пин-кода к этому телефону она не знала. Руки Бориса лежали под одеялом. Плохо. Но прежде чем Вера положила телефон обратно, Борис заворочался, выпростал руки, перевернулся на бок. Вера задержала вдох, поднесла телефон к неподвижной руке. Стараясь не сжимать сильно, отделила указательный палец и приложила к круглой кнопке. Высветились иконки общего меню.
Сообщения Борис не стер. Вера открыла последнее. Красное сердце. Ее собственное тут же забилось где-то в горле. Вера открыла предыдущее. Легко запомнила место и время встречи. Два часа дня, на скамейке Берлиоза. Смайлик. Двоеточие со скобкой хохотало над ней. Вера тихо вернула телефон на ночной столик, пока руки не затряслись сильнее.
7
Вера выкрутила душ. Обрушились водяные иглы. Повис «белый шум». Под его покровом Вера тихо вышла в прихожую. Пальто и сапоги были скомканы в большой сумке через плечо. Дверь не скрипнула. Запирать ее за собой Вера не стала – побоялась щелчка. Побоялась Виктора, его слуха, всегда настроенного на нее.
И точно. Едва входная дверь сомкнулась со своей рамой, голова Виктора высунулась в коридор. Он опять был похож на ласку, которая почуяла мышь. Но ничего странного не заметил. Послушал. Из ванной мирно шумел душ.
