Но он поймет. Главное, дать ему возможность.
Света закинула голову назад – и со всей дури обрушила лицо на деревянный угол.
6
На столике (тоже старинном) стоял серебряный поднос с тоненькими бокалами. Во льду потела бутылка. Вера быстро пошла мимо. Надеясь оторваться от приятельниц.
Лиза затормозила у подноса, перевесила сумочку с запястья на плечо. От бархатистого фона тут же отделилась девушка в черном – преградила Вере путь:
– Пожалуйста.
Вынула изо льда бутылку, принялась наполнять и протягивать им бокалы. Притормозить у стенда пришлось. На нежный звон тотчас вышел и сам антиквар.
Марина, Оля, Аня сделали вид, что разглядывают кольца, броши, браслеты в бархатной витрине.
– Прошу. Ар-деко, – антиквар немедленно поднял стекло.
Лиза приняла бокал и так жадно задрала у рта, что даже девушка, которую наняли, чтобы она не выказывала ничего, кроме любезности, смутилась. Лиза уже поставила пустой бокал на поднос. Потянулась за полным. Вера начала осторожный маневр прочь.
– Вера, ты спешишь? – сделала ей круглые глаза Марина. Показала взглядом на Лизу. Та уже опрокинула второй. Антиквар заметил, на его лице скользнуло понимание.
– Садитесь, пожалуйста, – предложил он Лизе кресло.
– Лизон, идем, – позвала Вера. Потянула за локоть. Остальные поняли сигнал. Взяли Лизу в круг, повлекли прочь. Вера спиной чувствовала презрение позади.
Вера знала, как они между собой называли ее, ее приятельниц – Марину, Лизу, Олю, Аню. Их всех и им подобных, что бродили сейчас между стендами Московской антикварной выставки. Тех, кто покупает всякую дребедень, только потому что ей больше ста лет или потому что это «миленько».
Говноеды.
Вера поправила на плече съезжавшую цепь сумочки Chanel размера «джамбо». Сумочка заменяла вывеску о платежеспособности. Все пять женщин в этом смысле выглядели многообещающе. Антиквар ответил улыбкой.
Все продавцы-антиквары Вере сердечно улыбались. Ее приятельницам – улыбались. Но Вера легко читала в их сладких взглядах: говноедки пришли.
С деньгами, но говноедки.
Для говноедов, особенно говноедок, на Московской антикварной выставке было что посмотреть, на что потратить деньги.
Бисерные сумочки, фарфоровые статуэтки, серебряные вилки-ложки, масляные пейзажики, веера, лампы, вазочки, игрушки (особенно новогодние игрушки! – на них говноеды так и бросались).
Поняв, что в отрыв от приятельниц не уйти, Вера применила другую тактику: зависание и отставание. Притворилась, будто любуется пейзажем в толстой раме. Словно в эстетическом забытьи, забрела за угол.
Удалось. Походка ее стала быстрой и деловой.
Вера вернулась к стенду, который приметила раньше.
Все его лоты были так или иначе связаны с модой, давно потерявшей силу. Туфли, шляпы, бусы, серьги, броши, платья, шали давно умерших женщин, давно переставших их вожделеть.
Вера засмотрелась на нелепую бисерную сумочку. «Надо же. В свое время, наверное, тетки удавиться могли за такое». Опять поправила съезжавшую цепь, подумала, что и ее сумочку лет через сто постигнет та же судьба. Вера на миг увидела свою «Шанель» именно такой, какой та станет через сто лет, утратив сегодняшнюю магию: неуклюжей уродкой. Стало грустно.
К счастью, антиквар в галстуке-бабочке под толстым подбородком заговорил – вернул ее в настоящий миг.
– Ищете что-то специально? – приветливо осведомился.
– Туфельку.
– Только одну? – с профессиональной ухваткой сосредоточился на Вере, будто она была любовью его жизни.
– Другую съел поклонник, – пожала плечами Вера. И кажется, разбудила в антикваре человеческий интерес. Глаза его ожили по-настоящему.
– Я ищу туфельку Тальони, – пояснила она. И увидела, что акции ее тотчас повысились. Кто такая Тальони, антиквар знал.
– И нигде, представляете, нигде не могу найти. А ведь Тальони пять лет жила и танцевала в Петербурге, – сокрушенно заметила Вера (перед походом на антикварную выставку она изучила улов, принесенный гуглом).
– Очень даже представляю, – антиквар быстро окинул ее взглядом. Продавец определяет возможности покупателя, – истолковала Вера: не привыкать.
– А я вот не очень, – призналась Вера. – Неужели ни одной не осталось?
Это был намек, что заплатит она хорошо. На случай, если сумка «Шанель» на ее плече высказалась недостаточно внятно.
– В Петербурге! – фыркнул антиквар. – В Петербурге с тех пор было две мировые войны, одна блокада и одна революция. Сейчас русские артефакты проще найти в Европе, чем в России.
Видимо, это был намек, что заплатить придется не просто хорошо, а очень хорошо.
– Так и в Европе были две мировые войны, – заметила Вера.
– А с вами интересно поговорить, – не сразу ответил антиквар. Опустил взгляд. Вера перехватила – и поняла, что он смотрит на ее правую руку, сжимавшую цепь сумочки. Точнее, на безымянный палец – есть на нем кольцо или нет.
У нее поднялось настроение. Так он сканировал вовсе не ее платежеспособность? Вера повеселела. Почувствовала, как невыпитое шампанское кидается в голову. Антиквар показался ей уже не таким толстым, а его галстук-пропеллер – не таким уж нелепым. «Наставить, что ли, Борьке рога?» – весело подумала она, заранее зная, что ничего не предпримет.
– Я знаю, что ищу, – просто заверила она. – Я это очень ценю.
– Балетом интересуетесь?
Вера тонко улыбнулась:
– А вы?
– Признаться, по верхам.
Антиквар надел очки в прямоугольной оправе. И Вера поняла, что он ей поможет.
Он принялся искать что-то в телефоне. Разглядывая его мягкие щеки, нос картошкой, пухлые губы – и эти очки, Вера вспомнила выражение: квадратура круга.
– А что думаете о Беловой? – спросил, не отрывая взгляда от экрана. – Новая Тальони, говорят.
«И через сто лет кто-то будет бегать ногами по потолку и искать ее туфельку», – опять загрустила Вера.
– Вам она не нравится? – неправильно понял тень на ее лице антиквар. – Вы московская патриотка?
– Я еще не составила мнение, – увильнула Вера.
– Я вас познакомлю с одним человеком. Возможно, он вам поможет.
– Составить мнение о Беловой? – кокетливо улыбнулась Вера.
– Я думал, может, мнение мы могли бы составить вместе? Сходить, например, на спектакль… – отвлекся от телефона антиквар.
– Может быть, – легкомысленно откликнулась Вера.
– А он – может быть, что-то знает о башмачке. Вот. Его зовут Геннадий Юрченко.
Он написал номер на обороте прямоугольной карточки. Передал Вере.
