– Об дверь так?
– В темноте, – повторила Света. Ответила недоверчивому молчанию женщины: – …Ну вот такая я дура.
Помолчали, попотели еще. «Она там что, с крючка сошла? – забеспокоилась Света. – Может, решила отлезть. На фиг кому чужие проблемы». Милым голоском поинтересовалась:
– Жарко тут в простыне. Вы не против, я немного…
– Конечно, пожалуйста, – засуетилась Авдеенко, поерзав на скамье, подбирая свое полотенце.
Света уронила край, как древний римлянин, снимающий тогу. Охнула. Даже не слишком при этом притворяясь.
Авдеенко молчала, глядя на ее ребра.
– Я об дверь. Случайно, – повторила Света.
Авдеенко решилась не сразу:
– Слушайте. Знаю, не мое дело…
– Вот именно, – перебила Света. «Упс, тут бы не переиграть». Смягчила: – Не надо… Просто оно вот так.
– Я Лена, – сказала Авдеенко.
– Катя, – сказала Света.
– Катюш, послушайте.
– Нет. Вам все равно не понять. Вы извините. Спасибо за сочувствие, конечно. Но… Я сама виновата.
– Нет!
– Вы же не знаете, как все было. А я знаю, – гнула свое Света. – Я сама виновата. Я его довела.
Она подхватила край простыни, запахнулась.
– Вы не виноваты ни в чем.
– Не надо… – поморщилась Света, на этот раз от боли в боку. – Вы же не знаете…
– Я правда – знаю.
Света искоса взглянула. «Типа недоверчиво. Типа ну-ка, ну-ка».
– У меня была похожая история. Похожий… бойфренд, – тут же вильнула Авдеенко. – Да, бойфренд.
– Вспыльчивый?
– Не в этом дело. У меня были сломаны ребра. Рука.
– Нет, мой не такой, – замотала головой Света. – Вообще, он нормальный. Просто я его обидела.
– Катя, простите! – горячо заговорила Авдеенко. – Вы его обидели? Вы? Вы тоже наставили ему синяков? Тоже сломали ребро?
К счастью, чувствовала Света, жар в сауне вполне придавал щекам краску, которая могла сойти за краску стыда или волнения. Света потупилась. Увидела свои пальцы на ногах. Подумала о Петре. «Если бабла хорошо за это даст, педикюр сделаю».
– Нормальный человек так себя не ведет, – горячилась женщина: – Это психопат. Уж поверьте, Катя. Я – знаю. Я могу вам сказать.
«Есть!» – мысленно завопила Света. Подняла на женщину взгляд, уже не пытаясь прикрыть синяк. На миг ей стало совестно: на лице у Авдеенко было сочувствие. Света сделала угрюмую недоверчивую будку. И позволила Авдеенко Елене Викторовне шаг за шагом убедить себя все-таки обратиться если и не в полицию, то в женский кризисный центр или хотя бы к врачу. Чтобы придать своим советам больше веса, Елене Викторовне пришлось развить, как сказал бы персидский сказочник, весь свиток своей истории. Света ей это позволила.
9
Проходя мимо буфета, Даша увидела, как девочки тискают маленькую собачку: пушистая морда торчала из сумки балерины Егоровой.
– Элка, ты б с собаками поосторожней! – крикнул кто-то из парней. – Не оставайся с ним в комнате одна.
– И не называй зайчиком! – загоготал другой.
Все почему-то заржали.
Даша не понимала, как людям удается опаздывать. На примерку пришла тоже вовремя. Риточка гордо оголила манекен:
– Ну вот, готова пачка. Видишь, как мы быстро!
Даша быстро скинула свитер, купальник. Пролезла в подставленные Риточкой шелковисто-скользкие, потом шуршащие недра. Ткань холодила кожу. Но сев, лиф словно исчез – не чувствовался на теле.
– Все. Больше ты у нас в обносках ходить не будешь! – застегнула последний крючок Риточка. Повернула зеркало.
Она радовалась сейчас так же искренне, как несколько дней назад поливала Белову перед Вероникой. Двоедушия в этом не было. Костюмер Риточка любила артистов той любовью, которой монархист любит короля. То есть в полном соответствии известному французскому восклицанию: «Король умер! – Да здравствует король!»
– Красавица ты моя! – не сдержалась она, любуясь отражением. Остальные портнихи закивали, заахали. Тоже монархически и искренне.
Риточка любовно оправила край новенькой пачки, точно крыло только что вылупившейся бабочки. Сильно, но точно подергала за края, сажая на место силуэт. Интимно засунула пальцы Даше под трусы пачки, проверила, не врезается ли в задницу край, не скользит ли. Одновременно глядела в зеркало:
– Ну? Нравится? – Риточка и сама, по правде сказать, была довольна. – Глянь, как я плечи сделала.
Плечи у новой балерины были широковаты, это да. Но у балерины нет недостатков, если у балерины есть преданная портниха. А Даша отныне была прима-балериной, и значит, Риточка принадлежала ей всей душой. Если бы ей сказали: «Риточка, у одного барыги есть такие стразы, которых нет даже у портних нашей сборной по художественной гимнастике. Только сам он в Коньково, и нужно идти туда на коленях», то Риточка бы бухнулась на колени и пошла в Коньково.
Плохая пачка творит чудеса. Делает ноги короткими, шею кургузой, руки толстыми. Но эта – эта была…
– Хорошая, – согласилась Даша, поднимая и опуская локти. В зеркало от каждого движения брызгали разноцветные искры.
– Блестит? – любовалась балериной Риточка. – Я уж не знала, как выйдет. Я эти дни из-за Маликовой с ее кошками и собаками в таких нервах была. Все девочки прямо успокоиться не могли. Я уже им: ну хватит про это. А они как завелись…
Нервы портних Дашу не интересовали.
– Спасибо.
Она стала расстегивать пачку.
– Мне эти кошки потом даже снились! – трещала Риточка. – Я мимо пуделя теперь на улице спокойно пройти не могу – в дрожь кидаюсь.
Даша вынула ноги и передала пачку Риточке, та стала наряжать безголовый безрукий торс, на загривке которого было начертано от руки «белова».
Даша нырнула головой в темноту свитера, а когда вынырнула, ее сразу же встретили круглые ликующие Риточкины глаза:
– Они ж ее всю объели! Маликову-то. Пока ее домработница нашла. Кошки ее и пудель этот – то ли Зайчик, то ли Котик. Кошмар! – смачно прошипела она. Смерть Маликовой доставила портновскому цеху определенное готическое удовольствие.
Даша вспомнила кружева и цветы на том месте, где было лицо покойницы. Как быстро закрыли крышку добры молодцы.
– Зачем вы повторяете всякие дурацкие слухи?
– Слухи? – вскинулись все портнихи. – Так ты не в курсе, что с Маликовой случилось?
Но войти в курс Даша не захотела.
…А в коридоре услышала, как Вероника кому-то насмешливо говорит:
– Кто ж теперь знает? – может, это и не она вовсе была. Лица все равно нет. Может, приживалка ее какая-нибудь коньки откинула. Повезло. Лежит теперь на Новодевичьем. Под видом Маликовой… Даша, привет! – пропела Вероника.
