29 сентября, в новом письме к мадам де Турзель, он выразился ещё более прямо:
Я рассчитываю на вас, чтобы расстроить планы, которые может иметь Венский двор, чтобы вы без конца напоминали моей племяннице: не забывая о благодарности Императору, она должна всегда думать, что она - француженка, что она моей крови, что у неё нет другого отца, кроме меня, что она, как и другие члены моей семьи, должна разделять мою судьбу и в горе, и в счастье, и в особенности, что она не должна без моего согласия и не от моего имени завязывать отношения или же брать на себя какие-либо обязательства. Я скажу вам больше: я думаю о её будущем счастье, о счастье моей семьи, о своём собственном, и я не нахожу более верного средства достичь этих целей, кроме как выдать её замуж за герцога Ангулемского, моего племянника. Я уверен, что Король и Королева, пока они не имели иного ребёнка, кроме неё, желали этого брака. По правде говоря, поскольку у них родились сыновья, мой племянник перестал считаться для неё партией, и они изменили своё мнение. Но я абсолютно уверен, что, если бы они были живы и потеряли сыновей, они вернулись бы к изначальной идее. Таким образом, я лишь выполняю их волю
.
Доде полагает, что письмо так и не было доставлено. Мадам де Турзель запретили сопровождать Мадам Руаяль в Вену; австрийское правительство также известило, что ни принц Конде, ни граф д’Аварэ, ни любой другой француз допущен к принцессе не будет. В просьбе отправить её в Верону также было отказано
. В ночь с 18 на 19 декабря 1795 г. Мария-Тереза покинула Париж и в январе благополучно добралась до Вены, где с ней не позволили увидеться даже послу Людовика XVIII
.
Такое отношение австрийцев задело Людовика XVIII до глубины души. В пространном разговоре с лордом Макартни он недоумевал, как может так себя вести страна, притворяющаяся союзником, когда в былые времена даже противники были более любезны: после покушения Дамьена и Великобритания, и Пруссия, хотя и находились с Францией в состоянии войны, нашли способ через послов нейтральных стран выразить свою озабоченность и поздравить Людовика XV
. Кроме того, у короля возникли сомнения, действительно ли французы выпустили Марию-Терезу или подменили её двойником
.
У настойчивости Веронского двора были и экономические причины. Выпуская из рук принцессу, австрийцы, по мнению Людовика XVIII, должны были вернуть ей то, что принадлежало Марии- Терезе по праву наследования. Как писал сам король,
это богатство состоит из: 1o бриллиантов покойной Королевы, моей невестки, которые передали моей племяннице, когда она покинула Францию [...]; 2° около тринадцати сотен миллионов турских ливров - наследство покойного Короля, моего брата, и покойной Королевы, моей невестки, находящихся сегодня в руках императора Римлян; 3° двести тысяч золотых экю, выделенных в приданое покойной Королеве, моей невестке, которые так никогда и не были уплачены»
.
Впрочем, для того чтобы свадьба с двоюродным братом состоялась, требовалось разрешение папы (аналогичные трудности были бы и у эрцгерцога Карла). Выступать от его имени перед Святым престолом Людовик XVIII попросил короля Испании, а также, не будучи уверенным, что Карл IV на это согласится, обратился с такой же просьбой напрямую к послу Испании в Риме, дону д’Азара. Известие от д’Азара, что Святой престол не возражает, Людовик XVIII получил одновременно с фактическим отказом Карла IV его испрашивать
. Император также не стал препятствовать свадьбе, поскольку Мадам Руаяль заявила, что всегда рассматривала себя как французскую принцессу и, подчиняясь воле дяди, согласна выйти за герцога Ангулемского
. О помолвке было объявлено уже в июне 1796 г., однако свадьба откладывалась.
После появления более чем скрупулёзного исследования Беке
я не вижу необходимости долее останавливаться на этом сюжете. Отмечу лишь ещё одну причину, по которой Людовик XVIII не хотел для племянницы австрийского брака. Французские короли начиная с Генриха IV считались королями не только Франции, но и Наварры, тогда как Наварра не признавала салический закон: Генрих IV унаследовал корону от матери. При Людовике XIII на Наварру были распространены общефранцузские принципы наследования престола, однако Наварра их так и не признала. Соответственно, существовали опасения, что в случае женитьбы Марии-Терезы на эрцгерцоге Карле будет поднят вопрос о том, что именно она и является истинной королевой Наварры, которую может принести своему мужу
.
По всей видимости, эти мысли не отпускали короля и позднее. В 1798 г. он даже заказал специальное исследование на тему о том, кого следует считать законным государем Наварры
. В нём говорилось, что, в отличие от французской короны, никакой закон не запрещает женщинам наследовать корону Наварры. Президент Эно (Henault)
писал
, что салический закон впервые был применен в связи со смертью Людовика Сварливого, сына Филиппа Красивого, наследницей которого осталась только дочь - Жанна. Францию она не получила, но ей досталась Наварра, которой правил её муж. Ныне, по мнению автора этой записки, сложилась совершенно аналогичная ситуация, когда единственной наследницей Людовика XVI осталась Мария-Тереза. В теории этому можно было противопоставить французский закон о том, что домен неотчуждаем, а также ордонанс Мулена 1566 г., объявлявший, что любой домен, которым владеют короли Франции, становится частью королевского домена и, соответственно, становится неотчуждаемым после 10 лет владения
.
Другой аргумент, впрочем, довольно уязвимый: акт Генриха IV от 1607 г. о присоединении Наварры к Франции, но на это можно логично возразить, что Наварра, королевство со своими основными законами и обычаями, никогда не была частью Франции, а из того, что ее короной владели короли другой страны, совершенно не следует, что она должна подчиняться законам этой страны. Если же король решит изменить основные законы Наварры, он в силу этого перестанет быть её королем. Более того, в 1590 г. был зарегистрирован эдикт Генриха IV о том, что свои владения он хочет иметь отдельно от коронных и только после рождения в 1601 г. сына, он в 1607 г. заявил об объединении двух королевств. После его смерти в 1617 г. штаты Беарна оспорили этот эдикт и в конце концов при участии Людовика XIII в 1620 г. было решено, что Наварра станет частью Франции, но сохранит свои права и свободы.
Весь этот ход рассуждений приводит к тому, что Мария-Тереза имела полное право потребовать корону Наварры, о чём автор этого мемуара прямо и пишет. Но поскольку от него требовалось доказать обратное, он прибегает к ссылкам на С. фон Пуфендорфа и права человека, чтобы продемонстрировать, что, во-первых, не обязательно одни и те же законы должны распространяться на все части страны, во-вторых, эдикт 1620 г. якобы сохраняет за Наваррой только гражданские права, которые не имеют отношения к короне и ее наследованию, а в-третьих, если союз между двумя государствами постоянный и образована одобренная обоими конфедерация, возникает единое право наследования. Все эти резоны выглядят довольно шаткими; у Людовика XVIII явно были основания не отдавать принцессу Габсбургам.
Однако престол что Франции, что Наварры ещё только предстояло завоевать. Архивные материалы показывают: несмотря на то что надежды, связанные с планами реставрации в 1795 г., не сбылись, Людовик XVIII не терял оптимизма. Лорд Макартни резюмировал свои беседы с королём следующим образом:
