Иными словами, помимо формального возвращения католицизму прежнего влияния, планировалось предпринять и ряд практических мер, должных вернуть духовенству и иерархам церкви былой авторитет (как на общегосударственном, так и на местном уровне): пятнадцатый закон устанавливал, что провинциальная администрация состоит из 24 человек, 6 из которых служители церкви - епископы
.
Несколько позже, в самом начале адресованного герцогу Ангулемскому мемуара «Об обязанностях короля»
, о котором уже шла речь, монарх заводит разговор именно о религиозных вопросах, по всей видимости, считая их наиболее важными для формирования характера принца. Он пишет:
Две вещи необходимы человеку: счастье в этой жизни и вечное блаженство в иной. Эти две вещи, по сути, представляют собой одну, поскольку невозможно быть счастливым в настоящем, если не ощущаешь, что работаешь для будущего.
Впрочем, Людовик полагает, что у него нет оснований докучать герцогу Ангулемскому своими советами на эту тему:
Вы воспитаны на религиозных принципах и, следовательно, знаете, что всё необходимо соотносить с Господом, как с тем итогом, который ждёт каждого из нас [...] Вы принесёте немало зла не только, если вы не будете уважать религию, но и если вы не заставите её уважать.
В этом плане принципиально, отмечает король, не только самому быть образцом для своих подданных, но и вдумчиво относиться к тем людям, которые получают власть из рук монарха:
Если Король, чьи нравы чисты и который подает хороший пример, не уважает тех, кто следует за ним, если он не показывает, насколько поведение других ему не нравится, он никого не привлечет, и тогда забвение религии и аморальность будут иметь столь же губительные последствия, как если бы он сам был безбожником и распутником.
Однако если монарх - добрый католик, это не означает, что и окружение он должен подбирать исключительно по этому принципу:
Я не хочу этим сказать, что следует, например, доверить командование вашими армиями Вильруа
, поскольку он человек религиозный и нравственный, и оставить в забвении Катина, обвиненного в атеизме; но, предоставив должность Катина, необходимо дать ему понять, что вы делаете различие между его талантами и принципами.
Как и у его предшественников, у Людовика XVIII в полной мере сохранялось представление о том, что королевская власть исходит от бога, и, соответственно, король отличается от всех остальных людей, вне зависимости от того, насколько они мудры. Даже если весь Совет придерживается одного мнения, а государь другого, монарх должен поступать так, как кажется правильным именно ему: «Это ему, а не другим господь доверил заботу о народе, именно с него Бог будет спрашивать». Если уж подчиняться чужому мнению, то голосу разума, а не мнению большинства, но в любом случае не следует забывать, что короля просвещает сам бог.
Король не только черпает свою власть от бога, не только подотчетен богу, как ему подотчетны подданные, порой он даже уподобляется господу - по крайней мере, когда речь идёт о милосердии.
Есть ли что-либо более сладостное, чем прощение? Есть ли привилегия прекраснее, чем привилегия даровать, если так можно выразиться, второе рождение себе подобному? Эта привилегия сближает Королей с самим Господом; более того, он им дарует частицу своей власти над душами, поскольку правильным образом применённое помилование может привести на путь добродетели того, кто стал предаваться пороку.
Свой рассказ племяннику о фундаментальных законах королевства Людовик XVIII завершает характерным пассажем:
Я хочу закончить самой важной статьёй: Конституция провозглашает католическую, апостольскую и римскую веру государственной религией. Ни один другой культ нельзя исповедовать публично, однако закон судит лишь действия, не простирая своё владычество над совестью. Каждый вправе внутри себя верить во что угодно, если проявления этой веры не угрожают общественному порядку.
В 1798 г. было опубликовано заявление, подписанное полусотней французских епископов
. В нём напоминалось о том, что Папа римский не признал гражданское устройство духовенства, его именовали «призраком, тщетной иллюзией религии», новые установления приравнивались к ереси. Епископы доказывали, что церковь может быть лишь одна и называли тех священников, которые приняли опустевшие кафедры, схизматиками, вышедшими тем самым за рамки церкви. Гражданское устройство духовенства вписывалось прелатами в общий гибельный план, нацеленный на разрушение церкви, к нему добавлялись репрессии против священников и их депортации, напоминалось о сентябрьских убийствах, о том, как священников заставляли отказываться от сана, как уничтожали церкви, о введении республиканского календаря, культов Разума и Верховного существа. И, наконец, обрушивались на теофилантропию - деистическое религиозное направление, появившееся в последние годы революции.
Следующий, 1799, год оказывается вновь отмечен активностью как самого монарха, так и многочисленных авторов проектов, направленных на реставрацию королевской власти. Один из самых подробных документов этого ряда, «Краткое изложение наиболее правильных способов ускорить и обеспечить восстановление Монархии во Франции», принадлежал Малуэ.
Раздел, посвященный взаимоотношениям государства и религии, начинается с самого актуального - с источников финансирования клира:
На каждый диоцез, каждый приход временно должна быть возложена обязанность обеспечить достаточный доход своему епископу и своему кюре - до тех пор, пока не будут определены общие положения, касающиеся их восстановления в правах
.
Очевидно, однако, что это восстановление в правах должно было натолкнуться на сугубо практические препятствия: у церкви не осталось земельных владений, поскольку они превратились в национальные имущества. Ход мыслей автора проекта весьма нетривиален: он предлагает четко различать земли духовенства и земли церкви. Логика понятна: поскольку отчуждение земель духовенства было санкционировано Людовиком XVI, его брату и наследнику было бы не совсем прилично дезавуировать решение предшественника. Национализация же земель церкви и эмигрантов, считал автор проекта, произошла в нарушение всех законов, «хотя можно прекрасно представить себе монархическое и религиозное государство, в котором собственность церкви приносится в жертву общему благу
». Тем не менее при желании ничто не мешает вернуть церкви конфискованное имущество, выплатив за него новым владельцам соответствующую компенсацию
.
Помимо этого, предлагается восстановить столь ненавистную для многих французов десятину
: «Восстановление десятины кажется мне самым быстрым и самым верным способом покрыть расходы по содержанию священнослужителей, больниц и коллежей». Таким образом, выделение духовенству необходимых средств оправдывалось и с практической точки зрения: «Церковь должна подчиниться той экономической системе, которую установит государство», духовенство обязано заниматься бедняками и образованием, ухаживать за больными. Однако ни в коем случае не стоит «вновь делать из него самое богатое сословие Нации»
. Точно так же должно быть ограничено и влияние церкви на государство: «Все гражданские институты обязаны способствовать защите Религии, но не следует подчинять ни один из них духу и интересам Церкви». А вот если духовенство позаботится о возвращении добрых нравов, этому, напротив, разумно оказывать всяческую помощь
.
