Книга Король без королевства. Людовик XVIII и французские роялисты в 1794 - 1999 гг., страница 44. Автор книги Дмитрий Бовыкин

Разделитель для чтения книг в онлайн библиотеке

Онлайн книга «Король без королевства. Людовик XVIII и французские роялисты в 1794 - 1999 гг.»

Cтраница 44

Э. Беке уверенно добавляет к списку этих претендентов и дочь Людовика XVI Марию-Терезу. По её мнению, к этому времени, во- первых, «уже не существовала единая система легитимности монархической власти, их было несколько», во вторых, «понятие легитимности не было ещё в этот период центре дискурса Людовика XVIII, что доказывало слабость короля в изгнании», и в-третьих, легитимность Мадам Руаяль как дочери жертв Революции «превосходила легитимность её дяди, который бежал из Франции и покинул своего брата» . С этими рассуждениями трудно согласиться. С теми поправками, о которых я уже писал, единая система легитимности, несомненно, существовала. Впрочем, существовали уже и люди, которым было удобно её не замечать. Понятие легитимности, безусловно, не обсуждалось Людовиком XVIII, поскольку он был единственным, для кого она не представляла проблему; впрочем, его декларации обязательно содержали на неё указание. И наконец, не до конца понятно, чем Беке измеряет легитимность принцессы при наличии во Франции салического закона. Её ссылка на то, что один из придворных графа д’Артуа обсуждал с Малле дю Паном в 1797 г. возможность возведения принцессы на престол, абсолютно не убеждает: не Малле было решать этот вопрос, к тому же принцесса, как явствует из приведённых Беке писем, оказывалась на троне, естественно, не как королева с супругом-консортом, а как жена герцога Ангулемского , в пользу которого должен был отречься Людовик XVIII. Одним словом, планы эти могли обсуждаться, но нет никаких доказательств того, что они не были глубоко маргинальны.

Единственный из принцев, чьи шансы были сколько-то реальны - герцог Орлеанский (хотя журналист из Le Censeur des journaux явно не прав, полагая, что его поддерживало больше народа, чем графа Прованского). Луи-Филипп Орлеанский (1773-1850), как и его отец, принял Революцию, участвовал в генеральском чине в битвах при Вальми и Жемаппе. В 1793 г. герцог эмигрировал вместе с генералом Дюмурье (адъютантом которого он был в то время) и в 1795 г. находился далеко от французских границ, а в 1796 г. и вовсе отправился в США. Его революционное прошлое, как и то, что он отказался служить в рядах контрреволюционных армий, могло внушать надежды той части французских политиков, которая стремилась оставаться у власти и впредь, на примирение между старыми и новыми политическими элитами. В пользу Луи-Филиппа говорила и известность (накануне и в начале Революции орлеанизм пользовался хорошо оплаченной поддержкой ряда публицистов), и то, что многие роялисты терпеть его не могли. Г Моррис, неоднократно встречавшийся в Лондоне с лидерами эмиграции, отмечал в своём дневнике в июне 1795 г. тот градус ненависти, который они испытывали к герцогу, предлагая даже «отправить его в Сибирь» . Едва взойдя на трон, Людовик XVIII заявит: «Мы - французы, этот титул не могут обесценить преступления некоторых негодяев, как злодеяния герцога Орлеанского не могут заставить поблекнуть кровь Генриха IV» .

В документах эпохи есть некоторое количество свидетельств о том, что действительно существовали силы, делавшие ставку на герцога Орлеанского, причём в 1795-1796 гг., пока принц ещё оставался в Европе, эти силы активизировались. В ноябре 1794 г. лорд Гренвиль писал по поводу планов посадить на трон сына Филиппа Эгалитэ:

Если это не просто пустая угроза, мне кажется, это не требует иных комментариев, кроме того, что подобная вещь может привести лишь к увековечиванию во Франции ужасов гражданской войны. Но сложно представить себе, что подобная идея может всерьёз высказываться или что можно найти хоть сколько-то людей, готовых её поддержать .

Однако после смерти Людовика XVII тон государственного секретаря по иностранным делам уже совсем иной. В разговоре с русским послом в Лондоне графом Воронцовым в начале июня 1795 г. лорд Гренвиль заявил, что имеет все основания считать, будто король Пруссии, Конвент и генерал Пишегрю втайне работают над тем, чтобы отдать французскую корону сыну герцога Орлеанского:

Он уверен, что со стороны Конвента это вполне естественно, поскольку, будучи виновным, он боится злопамятства нынешнего короля [Людовика XVIII. - Д. Б.] и всех принцев из дома французских Бурбонов, и принимает сына герцога Орлеанского, чей отец пал жертвой более не существующей клики, которую Конвент и сам преследовал, - клики Робеспьера. И это вероятная предрасположенность не только Конвента, но и всех виновных, число которых во Франции ужасающе велико .

Сведения, полученные послом в Вене графом А.К. Разумовским от австрийского канцлера барона Тугута , подтверждают эту информацию. При этом Тугут добавляет, что герцог Орлеанский «более всего по душе людям, работающим над новой конституцией и чьи интересы никогда не выпускались из виду за пределами Франции наиболее ловкими деятелями конституционной партии, такими как Дюмурье, Лалли-Толландаль и другие» . Из Вены же один из французских эмигрантов отправил Екатерине II свой анализ политической ситуации, в котором доказывалось, что членам Конвента выгоднее всего было бы договориться с кем-нибудь из принцев Орлеанского дома .

Об усилении активности орлеанистской партии сообщал и английский посол в Турине. По его словам, эту партию возглавляли мадам де Сталь и Монтескью (Montesquieu) , которые вели работу среди депутатов, голосовавших за казнь Людовика XVI. Посол докладывал, что после того, как была достигнута договорённость с епископом Отёнским, он и был вызван во Францию . Велись переговоры и с генералом Дюмурье .

В 1796 г. разговоров об альтернативных претендентах на престол уже значительно меньше. В июле Людовику XVIII был направлен мемуар , в котором рассказывалось, что в Париже борются за власть четыре группировки: первая, «самая слабая из всех, выступает за нынешнее правительство», вторая - якобинцы, третья выступает за герцога Орлеанского. Она сильна и опасна тем, что привлекает все остальные партии. Безразличные роялисты ведут с ней переговоры, а нынешние главари чувствуют невозможность республиканского режима и, боясь мести правящей ветви, надеются, что Король станет творением их рук. И, наконец, четвертая выступает за возвращение легитимного Короля, древней конституции без её недостатков, и готовы добровольно пойти на разумные и необходимые уступки в пользу воюющих держав, которые они имеют право потребовать.

Из этого текста понятно, что герцог Орлеанский рассматривался в качестве не самостоятельной политической фигуры, а своеобразного «заменителя» Людовика XVII для тех сторонников монархии, которым довелось поучаствовать в революции. Как видно из опубликованного в августе того же года открытого письма графа де Пюизе графу д’Артуа, в этой роли могли выступить и другие претенденты на престол. Излагая взгляды тех сторонников монархии, которые находились внутри страны и считали, что режим в подходящий момент падёт сам, стоит лишь его только подтолкнуть, он писал:

Мы любим Короля, как и вы, но мы лучше понимаем его интересы. Верите ли вы в добрую волю иностранных держав? Разве вы не знаете, что Англия предоставляет вам небольшую помощь лишь для того, чтобы играть в свои игры и воспользоваться вами, чтобы посадить на трон сына своего короля [...] Император имеет те же планы на своего брата, и у сына герцога Орлеанского также есть сторонники среди вас .

Вход
Поиск по сайту
Ищем:
Календарь
Навигация